Тело Бернар а полностью соединилось с телом Фарида. Он был не в силах оторваться от старика.
«Пора покинуть этот мир. Тело мне больше не нужно. Я должен оставить его».
Чувства переполняли Бернара от избытка происходивших событий. Он не подготовился должным образом к уходу, да и жалел своего нового умирающего друга. И все-таки взял себя в руки – инстинкт самосохранения возобладал над эмоциями. Бернар вспомнил о своей необычной природе. И начал освобождаться от бренной оболочки, набираясь духовной энергии.
Но дело как-то не ладилось. Ему не удавалось выйти из тела. Какая-то необъяснимая сила держала Бернара, навалившись мертвым грузом на его дух, и лишала возможности вернуться к своим истокам. Фарид пришел в себя и посмотрел на него ясным взглядом.
– Наши души, Бернар, также слились. Словно две капли на окне. – Он захрипел – Я не хотел этого. Простите меня.
Бернар весь задрожал от страха.
«Я умру», – подумал он.
Бернар начал кричать, умолять старика, как будто тот мог чем-то помочь ему. Находясь в каком-то полуобморочном состоянии, он лихорадочным шепотом уговаривал Фарида:
– Вы не можете взять меня с собой: я не смогу умереть вашей смертью, мне предстоит жизнь вечная!
Однако Фарид уже не понимал его слов, да и Бернар все больше слабел. Он прилагал последние усилия, отчаянно пытаясь освободиться от растений и чужой плоти. А старик лежал тихо и абсолютно неподвижно. Их тела теперь слились в одно и стремительно лишались жизненных сил. Бернар стал лишь извивающейся частицей большего существа, обреченного насмерть. Когда же исчезли последние преграды между их душами, умиротворенность Фарида передалась ему, и он затих рядом с умирающим.
Старик прошептал, не открывая глаз:
– Наконец-то я не умираю в одиночестве.
На ресницах его закрытых глазах стояли слезы. Поток впечатлений, ужасных и чудесных, наполнял сознание Бернара. Они удивляли его своей полнотой, будто целый мир предстал перед ним. Так вот в чем суть умирания. Словами он не мог этого выразить.
Сознание затуманилось, и лишь тихий звук еще соединял Бернара с миром. Он слышат бормотание Фарида:
– Вы видите? Там повсюду рыбы. Они плывут по небу.
– Да, – отвечал Бернар слабым голосом, словно звучащим в продуваемом ветром туннеле. – Я вижу их. Так много рыб.
Женщина зевнула и переместилась со стула на пол. Устраиваясь поудобней, подложила под голову большую сумку. Стояла глухая ночь. Вчерашний день казался далеким прошлым, а завтрашний неопределенно маячил где-то в сумрачном будущем. Сон соблазнительно свернулся у берегов «определенности и уверенности», но его вдруг накрыла волна и утащила в теплую глубину пучины неизвестности. Усталость влияла на сознание: не совсем ясно, то ли летучие мыши проносятся за окном, то ли мерещатся темные пятна… Какой-нибудь неопределенный рисунок на кирпичной стене или тень необычной формы заведут вас в лабиринт долгих размышлений, а любое лицо может вдруг напомнить старого знакомого.
Начался новый рассказ, и люди вновь собрались в кружок, чтобы послушать рассказчика.
Сделка в подземелье
Одиннадцатая история
В маленьком городке Верхней Силезии под названием Бытом, где прекратили работу все шахты и люди страшно обеднели, жила одна семейная пара, которая ждала рождения ребенка. Жена радовалась, а муж негодовал.
– Что случилось? Ты перестала принимать противозачаточные таблетки? Что ты со мной делаешь? – кричал он в гневе. – Мало того что я уже три года сижу без работы и живу подачками добрых людей? Разве непонятно, что я неудачник? Так тебе нужно еще родить ребенка, чтобы о нашем бедственном положении узнал весь мир?
Он настаивал на аборте, хотя операция стоила немалых денег. Жена отказывалась. По всей видимости, она хотела иметь ребенка, но скрывала свое желание, придумывая всякие оправдания.
– Аборты не разрешаются законом, Виктор, и ты это знаешь не хуже меня. Кроме того, я никогда не пойду против воли святой церкви.
В течение всех девяти месяцев беременности жены сдерживаемое ранее недовольство мужа и его злость на весь мир выливались на будущего ребенка. Он перестал встречаться с друзьями и начал пить в одиночку. Как-то вечером, незадолго до рождения ребенка, он напился и в гневе пытался столкнуть жену с лестницы, чтобы у той произошел выкидыш. Однако женщина оказалась довольно проворной, увернулась от него и вскоре родила девочку.
Ребенок родился сильным и здоровым, с родинкой на шее в виде креста, что лишь увеличило веру матери в судьбу. Она назвала девочку Катей.
А гнев отца, который изливался теперь на живого человека, лишь усилился. Он так яростно ненавидел дочь, что не мог ни есть, ни спать. Как может мужчина жить в одном доме с нежеланным ребенком, являющимся ему прямым укором? Он стал думать о том, как бы избавиться от девочки.
Однажды, когда Кате было около года, мать, которая теперь иногда оставляла её дома одну, поехала навестить заболевшую родственницу. Как только женщина вышла из дома, муж уложил ребенка в картонную коробку, проделав в ней заранее несколько отверстий, и прикрепил к руке дочери записку следующего содержания:
Она нам не нужна.
Ее имя Катя.
Позаботьтесь о ней, если у вас есть деньги и желание.
Крадучись, он вышел из дома с коробкой под мышкой, прошмыгнул через разваливающиеся ворота и поспешил на одну из покинутых шахт, где стоял нагруженный углем поезд. Убедившись, что никто его не видит, взобрался в вагон, разгреб уголь и поставил там коробку. Потом опять оглянулся и, увидев, что поблизости никого нет, бросился к дому, где тотчас открыл бутылку водки и развалился на диване, наслаждаясь тишиной и покоем.
Жена вернулась к вечеру, и муж полностью подготовился к её приходу, причем спиртное лишь помогло ему сыграть свою роль более убедительно. Он распахнул дверь, изображая паническое состояние, что сразу же напугало ее, ибо он обычно не проявлял никаких признаков волнения по поводу всяких происшествий, пусть даже и очень серьезных. После он стал сбивчиво рассказывать о случившемся.
– Я покормил ее, вышел, прихожу – в доме ни звука… думал, она спит… подошел к кроватке… её там нет… окно…
Он показывал жене пустую колыбель и разбитое со стороны улицы окно. Жена едва держалась на ногах от потрясения, но муж бросился к ней, обнял и горько заплакал.
Преступление поразило городскую общественность. Полиция допросила соседей, местных владельцев магазинов и водителей автобусов, однако никто не предоставил сведений, могущих привести к опознанию таинственного похитителя. Врачи утверждали, что никто из детей до двух лет, отданных на попечение в приют, не имел на шее пурпурной отметины в виде креста. На автобусных остановках и в церквях появились объявления с описанием примет пропавшего ребенка. Но поиски не принесли никаких результатов. Мать Кати вопреки здравому смыслу не могла простить мужу то, что он не присмотрел за девочкой во время её отсутствия. На исповеди она призналась в этом священнику. Тот мягко пожурил ее.
– Ну, не будьте так жестоки к мужу. Всем нам известны его недостатки, и если бы не он, а кто-то другой присматривал за ребенком в тот день, трагедии не случилось бы. Но вы не должны мучить себя подобными мыслями. Обвинения в его адрес не вернут вам Катю. В конце концов, он ведь страдает не меньше вашего. В такое тяжелое время вы должны как никогда любить и поддерживать друг друга.
То, что муж страдает от потери дочери, казалось всем абсолютно бесспорным. Он покончил с отшельничеством и вновь начал пить в компании друзей. И получал большое удовольствие от сочувствия, с которым товарищи относились к нему. Входя в бар, он притворно сгибался, словно под тяжестью гнетущей беды, и посетители молча расступались, чтобы дать ему место за стойкой. Они трепали его по плечу и подавали незаметно знак бармену, чтоб тот принес его любимую выпивку. Виктор мало говорил, но много пил.