Очередное душное лето с потными очередями только начинается. Я иду гулять в парк Горького с одноклассником Сашкой Коровиным. Он радуется, что в школу больше возвращаться не придется – решил пойти в какое-то училище и стать каким-то мастером, я не слушаю, мне не интересно.
Вторник, а народу в парке много. Иду и думаю, как все это надоело – народ, парк, училище, в которое собрался Коровин. Прячемся за деревом, курим и пьем теплое пиво из бутылок без этикеток – Коровин сорвал их на всякий случай. Какой же он ребенок, этот Коровин. Но остальные еще хуже.
Говорю ему, Коровин, хочешь узнать тайну небесного каратэ, а потом вознестись на небо и управлять оттуда всеми людьми, а? Приходи тогда ко мне на секцию как-нибудь. Я тебя с таким человеком познакомлю! Он великий учитель, Коровин. Он тебя научит, как не просто быть Коровиным, который пьет это тухлое пиво, а как управлять народами. Хочешь?
Коровин не может сдержать отрыжку, смотрит по сторонам как полоумный, начинает икать.
Ток, ты серьезно или бредишь, спрашивает.
Отвечать нет смысла. Видно же, что не подойдет он для управления народами.
Едем домой на такси – Коровин ворует деньги у родителей, у него их всегда много. Выхожу на Бориса Галушкина. Время позднее, но летом это не так важно. Да и отец погряз в своей стройке – не до меня.
Дверь в квартиру открыта – странно. Вхожу.
Ко мне бросается тетя Лена, вся в слезах, растрепанная. Причитает: Кирочка, ты только не волнуйся, все будет хорошо. Мама в больнице. Но ты только не бойся, прошу тебя. Я спокойна и даже весела – хоть какие-то перемены в жизни.
Что случилось с мамой, спрашиваю.
Тетя Лена заходится слезами: взрыв какой-то в метро был… Никто ничего не знает… С «Тульской» она ехала вроде… И что-то там случилось, взорвалось… Я не знаю сама ничего толком, Кирочка. Из больницы позвонили, и папа тут же уехал.
«Представляю, как ты пищала, крыса, лежа в ее кровати, когда тебя прервали…» – думаю про себя.
И я представила мать. Как она лежит в больничной кровати, словно подстреленная куропатка. С простыни капает кровь, как редкий дождик, на пол. И что она уже не может сказать ни слова своим виноватым голосом. Может, у нее зубов нет, языка. А может, и самой головы нет? А может, это вообще не она? Лицо же обезображено до неузнаваемости.
Вдруг это просто тетка другая. А отец сидит сейчас рядом с ней, думает, как жить дальше. Кто будет варить его вонючие потроха, кто будет выбрасывать кишки и перья в мусоропровод.
Кирюша будет, она ведь жива. Она-то никуда не делась. Ее не взорвали.
Мать пролежала в больнице неделю и умерла. Искать виновных никто не стал, дело постепенно замяли, затерли. Говорят, это был террористический акт. Что за штука такая, никто не знает, даже отец. Он просто пьет коньяк целыми днями и по телефону орет матом на своих подчиненных. А потом засыпает прямо в одежде.
Тетя Лена сидит рядом с ним, держит его ладонь в своей. Потом смотрит на меня рассеянным взглядом, просит, чтобы я чего-нибудь поела, и уходит домой.
Теперь мы живем с отцом вдвоем. Он учит меня разделывать и обрабатывать мясо, а потом его готовить. Учит мыть ванну, унитаз, раковину. Теперь все это на мне.
Извини, говорит, Кирюша, но бабьи дела теперь делать некому, только тебе. Хочется сказать: «кто пищит в спальне, тот пусть и делает». Но я боюсь.
Отец напивается каждый день. Странно, он мать ни во что не ставил, а переживает. Тетя Лена скрашивает его жизнь как может. И мне помогает по дому, хотя я не просила. Мне лучше одной.
Выхожу на улицу и просто иду. Иду и думаю, сколько раз у нас уже было с Володей (когда рядом никого нет, он разрешил называть его так). Вот бы переехать к нему – и никогда больше не видеть отца. Хочу вечно кружить с Володей по спортзалу со свечкой в руках, а потом падать на мат, проваливаться в него, словно солнечный свет в облака. Мой прекрасный черный конь, мой Володя…
Возвращаюсь домой, отец сидит в коридоре в одних трусах.
И понеслось обычное для последнего времени: Кирюша, мальчик мой, у тебя снова отросли волосы. Мужик не может быть таким, мужик таким не бывает! Ты должна была родиться мальчиком, ты слышишь? У твоей матери было проклято нутро – вот ее и забрали туда, под землю, в пекло…
Кирюша! Ты посмотри, вокруг одни бандиты! В кабинетах бандиты, на улицах бандиты! Ну-ка быстро отжалась, быстро присела много, много раз… Завтра я куплю тебе штангу, Кирюша! И не дай бог, не дай бог! Я больше всего в мире люблю тебя, только тебя, ты слышишь?! Но любить надо правильно, по-мужски, так умею только я!