Я сказала ему, что, возможно, он был так занят бунтом против матери, что не в силах был рассмотреть свои собственные желания. Для него не поддаваться на уговоры матери стало настолько важным, что он отказывался от любых отношений с женщинами, которые, по его же словам, были ему необходимы. Ведя себя таким образом, он поддерживал иллюзию личной независимости, хотя было ясно, что потребность в бунте сильно превосходила его способность к свободному выбору.
Я утверждаю, что эти бунты вредны. Если капитуляция это одна сторона монеты, то бунт против контролирующих родителей её другая сторона. Существует здоровый бунт, который представляет собой активное осуществление выбора, подпитывает личностный рост и индивидуальность. Вредный бунт представляет собой реакцию на контроль со стороны родителей, в которой средства оправдывают неудовлетворительную цель. А это чрезвычайно редко идёт нам на пользу.
Контроль из могилы
Один из участников терапевтической группы выразил однажды мнение, что так как его родители умерли, то они не могли больше контролировать его.
– Они-то может и умерли, но в твоей голове, дорогой, они живы! – возразила другая участница группы.
Как вредный бунт, так и капитуляция могут продолжаться долгое время после смерти контролирующих родителей.
Многие думают, что со смертью контролирующего родителя, они как будто выходят на свободу. Но психологическая пуповина может тянуться не только с одного континента на другой, но и из загробного мира в наш мир. Я видела сотни взрослых людей, которые продолжали сохранять несломимую верность требованиям и негативным посылам своих родителей многие годы спустя после смерти последних.
Эли, шестидесятилетний успешный бизнесмен, был наделён недюжинным умом и ядовитым чувством юмора, которые позволили ему очень точно сформулировать собственную ситуацию: «В моей жизни я играю запасным». Когда я познакомилась с ним, и несмотря на то, что он был мультимиллионером, Эли жил в маленькой студии, у него был машина-развалюха, и он экономил так, словно должен был с трудом сводить концы концами и жить от зарплаты до зарплаты. Он был очень щедр со своими взрослыми дочерями, но отказывал себе во всём.
Помню, как он пришёл ко мне как-то вечером, после работы, и, смеясь, рассказал, что он едва не упустил сделку на 18 миллионов долларов, опоздав на деловую встречу. Хотя обычно он очень пунктуален, в этот раз он двадцать минут кружил по улицам в поисках бесплатной парковки, так как не хотел платить 5 долларов. Он рискнул 18-ю миллионами, чтобы сэкономить 5 долларов!
Пока мы исследовали причины его обсессивного стремления к экономии, выяснилось, что и двенадцать лет после смерти родителей в голове Эли продолжал звучать голос его отца: «Мои родители были бедными иммигрантами, я вырос в абсолютной нищете. Отец и мать научили меня всего бояться. «Это джунгли, и если не быть осторожным, тебя съедят с потрохами», – говорил мне отец. Он заставлял меня чувствовать, что я не могу ожидать от жизни ничего, кроме подстерегающих опасностей, и ничуть не изменился даже тогда, когда я женился и заработал много денег. Он всегда резко осуждал меня за любую трату или покупку. Когда я совершал ошибку и рассказывал ему о моих покупках, он неизменно отвечал: «Идиот! Тратишь деньги на всякие излишества, когда должен экономить каждый цент. Вот настанут трудные времена, они всегда настают, и тогда тебе понадобятся эти деньги». Дело дошло до того, что я впадал в панику при необходимости потрать хотя бы цент. Мой отец никогда не видел жизнь как нечто, чем можно наслаждаться, он всегда думал о ней, как о чём-то, что необходимо вытерпеть».
Отец Эли проецировал на сына страхи и материальные трудности собственной жизни. Когда Эли достиг успеха, при попытке воспользоваться заработанным он слышал предостережения своего отца, чьи предсказания будущих катастроф без конца повторялись в его собственной голове. Даже когда Эли всё-таки решался на то, чтобы купить себе что-то, голос отца не давал ему насладиться покупкой.
Недоверие к будущему отца Эли распространялось также и на женщин. Как и успех, женщины в один прекрасный день обернутся против него. Мысли отца о женщинах были близки к паранойе, и Эли прекрасно усвоил их: «С женщинами у меня всё плохо. Я никогда не доверял им. Моя жена развелась со мной, потому что я постоянно обвинял её в мотовстве. Это смешно. Она покупала себе сумку или ещё какую-нибудь вещь, а я начинал думать о банкротстве».