Подумаешь.
Если бы ты был моим парнем, готова поспорить, ты бы написал мне песню или, не знаю, может быть, приготовил что-нибудь дома. Ты не похож на парня, который дарит цветы и шоколадки. Ты бы приготовил подгоревшие печеньки, и мне бы они все равно понравились, или исписал бы десять страниц причинами, по которым ты меня обожаешь. Оба варианта полностью приемлемы.
Я просто умираю, так хочу узнать, что ты подарил Саммер. Что она подарила тебе. Вы вместе уже год, так что наверняка это что-то особенное. Она двенадцатиклассница, как и ты; шикарная рыжеволосая девушка, которая и в хоре умудряется быть сексуальной. Мне хочется верить, что, если бы все было по-другому, ты мог бы выбрать меня, но достаточно взглянуть на Саммер, и я быстро разубеждаюсь в этом. Мама говорит, что у меня интересное лицо, а это мягкий способ сказать, что я некрасивая. «Прости, – говорит она, – но ты вся в отца и его семью».
Звенит звонок, и я иду на второй урок углубленного программирования с мистером Джексоном. Коридоры наполняются вываливающими из классов учениками. Я иду на цыпочках, выискивая твою шляпу, при этом повторяя себе, что не преследую тебя. Обычно я гарантированно вижу Гэвина по пути на программирование, потому что ты в классе напротив моего, но нет, тебя нигде не видно.
Я опускаюсь на стул, когда звенит последний звонок, смиряясь с судьбой. Скорее всего, ты с Саммер, сбежал с занятий, весь такой влюбленный. А я застряла на английском и пытаюсь не думать о тебе, сбежавшем с занятий и влюбленном.
Мистер Джексон гасит свет, чтобы мы могли посмотреть заключение «Ромео и Джульетты» База Лурмана, который мы начали несколько дней назад. Это достаточно крутая версия, с молодым Леонардо ДиКаприо, который мог бы с тобой потягаться в сексуальной привлекательности. Ты, однако, побеждаешь, сдаюсь.
К началу субтитров половина класса притворяется, что не плачет, когда Ромео и Джульетта умирают. Мы-то знали, что все кончится плохо, но все равно тяжело смотреть на это.
Глава 2
Звонок зовет на обед, и я направляюсь к театральному классу. Я в печали, и единственное, что меня немного излечит, – это следующие сорок минут. Комната драматического кружка Рузвельт Хай – мое личное святилище. Мне нравятся черные бархатные занавески, как они там висят, словно обещания, и громоздкие деревянные блоки, которые мы используем в сценах вместо столов, скамеек или стульев. Так и не поймешь, что мы в центральной Калифорнии, сельскохозяйственной Мекке Америки: мы строим здесь королевства, любовные интриги большого города и древние дома богов и монстров.
Это моя любимая часть дня, когда я открываю тяжелую металлическую дверь, очень высокую, чтобы можно было заносить декорации, и сразу же погружаюсь в шум голосов, смеха и пения.
Мы создаем музыку и мечтаем.
Мы, люди театра, смеемся громко и часто, перебиваем друг друга, здесь избыток восторга. «Посмотрите на нас, – говорим мы всем рядом. – Позвольте развлечь вас, позвольте заставить вас улыбнуться». Наши уши готовы, мы ждем аплодисментов[4].
Каждый раз в этой комнате я знаю, что однажды, даже если сейчас это кажется невероятно далеким, я отправлюсь в Нью-Йорк – девушка из маленького городка с звездами в глазах, как и та, как ее там в «Роке на века». Я не строю новую дорогу в попытке сбежать из дома от матери, которая выжимает из меня жизнь, и отчима, который всегда в двух секундах от пощечины, – я иду так быстро, как могу, по хорошо известному пути. Я девушка, отчаянно желающая выбраться из своего маленького городка, потому что если она этого не сделает, то умрет. Она знает, что ее душа начнет гнить, словно испортившийся фрукт.
«Еще один год, – говорю я себе. – Еще один год до выпуска». Я дотяну.
Я так думаю.
Я прохожу в дверь и выдыхаю, хотя и не осознавала, что задерживала дыхание. Вся банда в сборе. Все разговоры связаны со всеобщим помешательством по поводу прослушиваний в весенний мюзикл «Чикаго». Я буду помощником режиссера, меня уже назначили. Согласно мисс Би, это важный шаг на пути к режиссуре. Впервые за долгое время я вроде как захотела тоже пройти прослушивание – не думаю, что у меня получится ходить в черных сетчатых чулках и трико, будучи помощником режиссера. Втайне я хочу, чтобы ты увидел меня такой. Я даже засомневалась на мгновение и сказала маме, что раздумываю над прослушиваниями.