Она задавала вопросы и провоцировала гнев, куда более свирепый, чем вызванный драками или тупостью. Миссис Рокаст учила религии любви и угрожала поразить глаза Дреллы ручкой, которой постукивала то по одному зрачку, то по другому. В классе все смеялись, как один, считая, что всё идёт как надо. Их глаза были окнами в непоследовательность.
— Рокаст выставила её в холодный двор, где Дрелла испытала облегчение и покой.
Опустилась ночь и снег. Вопящие дети давно уже как ушли, и Дрелла чувствовала себя блаженно забытой. Луна мутным пятном желтела в облаках.
Но миссис Рокаст вылетела из здания школы, шумно заперла дверь и, схватив Дреллу за руку, протащила по отгородившемуся ставнями городу. Вниз по ступеням и переулкам, под фонарями, оплетёнными светлячками снежинок. Пока они не добрались до лавки с большими окнами, освещенной, как магазин на рождественской открытке. Один удар в дверь, и их впустили.
Лавка оказалась то ли сапожной, то ли слесарной. Владелец — розовощёкий мужчина — подмигнул Дрелле и предложил погреть руки у огня. Миссис Рокаст положила сумку на столик, пока Дрелла шла под низким потолком комнатушки. Владелец схватил Дреллу за лицо, и крик размазался по его ладони. Толкнув её на стол, он бил её молотком, пока она покорно не замерла, потом они с миссис Рокаст закрепили её на столешнице. Миссис Рокаст села в угол вязать, пока широкое сверло бурило дыру в черепе Дреллы, и владелец вытаскивал содержимое. Мозг хлынул в жёлоб, как свернувшееся молоко. Пока спицы стучали и скрипели, над раскрытой головой девочки разместились железный бочонок и трубка подачи. Сотни блестящих чёрных пауков хлынули по трубке и заполнили пустоту черепа. Некоторые из них сбежали, они носились по столу, пока рану не запечатали.
В школе теперь было не о чем говорить. У каждого в черепе весело копошился ком пауков, затягивая стенки непреодолимой паутиной. За лицом Дреллы пряталась мутная пурга маленьких сознаний, без воображения и суждений. Внутренние противоречия стали невозможны. Голова как будто пузырилась, но от этого хотелось вопить вместе с классом.
Однажды носом пошла кровь и вымыла пару пауков. Дрелла не обратила внимания.
Шифа
Пока в Светлопиве не стало совсем погано, это был город незнакомцев. Мало кто знал друг друга настолько, чтобы серьёзно разозлиться. Но как случается с любыми культурами в любые времена, нашлась субкультура, предвосхитившая тенденцию. То, что копы посреди толчеи пресс-конференции на ступенях участка обозначили как «неконтролируемый социальный элемент». Коммуникация стала культом, и Когда написали историю культуры, каждый утверждал, что принадлежал к нему с самого начала.
Одной из сил, вытащивших его в мейн-стрим, — был доктор Альберт Шифа. Автор «Осознай Тщетность и Всё Равно Сделай», он специализировался на терапии враждебности. Советовал разозлённым людям лупить по подушкам и прочей мягкой мебели, невиновной и нечаянной, пока бешенство не стихнет. Таким образом, выяснив, что ярость можно изливать на цель безотносительно породившей причины, его пациенты отрывались во вспышках исступления, причиняя случайные разрушения страшнее взрыва трассы на Басру. Доктор переживал, но продолжал упорно работать, пока ему не представился случай полечить Брута Паркера, одного из лютейших ублюдков штата. Паркер решил, что хочет успокоиться после мучительных отношений с ангелом правосудия Эгги Свои. Когда он лежал на кушетке, извивающийся туго, как глубоководный телефонный кабель, доктор Шифа сказал ему, что, мол, не стоит тягать свой тотальный уравнитель по каждому удобному и угодному случаю.
— Скажи «нет» стремлению снизойти до убийства и насмешек, Брут.
— Это я обычно заглядываю в дуло, Альберт Шифа.
— Наверняка, верю тебе. Ты вытаскиваешь их даже у теней авиаторов, Брут?
— Во снах. Но там встречаются и летающие верблюды, так что это не очень похоже.
— Летающие верблюды, ну надо же! Это чуть больше, чем я могу сегодня выдержать, Брут. Я бы просил тебя попробовать некоторые техники релаксации и самоконтроля. Возьми эту копилку с собой домой. Она вроде как клятвенная коробка, будешь класть туда доллар каждый раз, когда захочешь кого-нибуть пристрелить.
— Копить на патроны.