— Единственное, что я сделал — решил, кого буду представлять.
— Здесь Рекс Камп и Док. Настоящее кобылиное гнездо активности. Эй, Мэнгрув — кальмаровые серьги?
Но не успели Коронер и доктор Мэнгрув дойти до тела, как прирычал белый грузовик и начал разгружаться. Парень в мантии выплыл из дыма.
— Вам запрещено трогать тело. Майор начал терзать пальцы.
— Генри, это мистер Вингмейкер, главный пингвин церковного картеля.
— Типа сопереживаю вашим чувствам, падре.
— Не в том дело. — Вингмейкер распахнутыми глазами разглядывал тело. — Прикажите своим экспертам убираться.
— На каких основаниях?
— У меня есть картельная мистификация, замаскированная под распоряжение суда.
— Значит, вы бросились в комнату судоложества. Как ребёнок ябедничать учителю.
— Истинно так, — пробормотал Вингмейкер, потом оттолкнул медиков в сторону. — Посмотрите, мистер Блинк. Это может стать величайшим религиозным событием со времён Святого Маккейна.
Блинк перевёл взгляд с улыбки Гарпуна Спектра на тело. Лужа крови вокруг головы жертвы точно воспроизводила классическую форму молящейся Девы Марии. Люди Винг-мейкера уже возводили разборную часовню вокруг тела.
— Ну, уж не будем раскидывать пальцы, — прорычал Блинк. — Я понимаю, вы не в курсах, как один край личности выступает из другого. Но нашему Джону Доу[14] придётся выполнять разрушительную программу гниения независимо от вашей чертовски священной блокады. А пока всё складывается дьявольски удачно для мясных мух.
Доктор Мэнгрув прошла мимо с ящиком инструментов.
— Приказ подтверждается, Шеф. Нет ничего, кроме очевидного.
Рекс Камп угрюмо прошествовала за ней.
— Тот же приказ твоим экспертам, Блинк, — сказал Джек Кома. — Шакалам разошлём повестки за эту фотосессию.
— Наконец-то ты думаешь, как коп.
— По положению тела, это привидение появилось с нашей стороны границы.
— Это труп. Кома отвернулся.
— Привидение.
Блинк и Гарпун Спектр пошли к машинам.
— А твоя точка зрения, Гарпи? Ты у нас стал набожным?
— Когда это оплачивается.
— А что, было дело?
— Насчёт этого тела, я думаю, у нас в руках истинное чудо.
— В моих — ни шута.
— Помнишь давным-давно слоны в Индии, пьющие молоко?
— И что? Я могу выпить пропасть молока. Тоже чудо?
— Те животные были из камня. Камень, Генри, слышишь, что я говорю?
— Ах, чёрт, это всё просто выдумки в твоих мозгах.
— Ну, слава богу, — подхихикнул Спектр, — не самый важный орган.
Блинк дошёл до передвижного обезьянника и снова раскурил сигару. За рулём ждал танкист.
— Ладно, я пошёл за бубликом и кадушкой сердца тьмы. Вингмейкер соблаговолил дать доступ к одному факту, чтоб его благословило. Вишь отпечатки копыт вокруг гробонаполнителя? — Он нырнул в машину.
— Чистые, как образец.
— Преет работает там, где запрещена обувь с рифлёной подошвой. Труднее бегать.
Блинк хлопнул дверью, и машина порычала прочь.
— Офис, — буркнул Спектр.
По сути, прошёл год с тех пор, как Джонни Фейлсейф приставил морскую раковину к уху и услышал насмешливый хохот. Он стал сам себе начальник эффектным и кружным маршрутом. И где-то в дороге вбил себе в голову, что он больше, нежели оловянная статуэтка в оловянной кабинке. Ему довелось читать, что давным-давно жили бедняки, которые получали небольшие деньги: теряли паспорта и добредали до немецкой границы, чтобы прикинуться беженцами. Его впечатлило. Похоже, на границе может поменяться всё. На мексиканской границе — американцы менялись в нацистов. Так что он вышел из офиса и пошёл прочь из Светлопива, через Наш Прекрасный Штат, пиная пыль, пока не достиг границы Терминала. Это случилось чуть раньше разрыва между штатами, и там ещё не было оборудованных огневых позиций — просто Джонни Фейлсейф переходил туда-сюда и пытался зафиксировать еле уловимое ощущение законов, меняющихся вокруг его тела. Он думал, что воспринял мельчайший сдвиг давления на себя, но и что? На него всё равно давили.
Он знал, что когда-то однажды Леон Вордил хакнул кодекс и добавил законов — сначала по прогрессии, потом в экспоненциальной опухоли — что полностью уничтожило последние следы человеческой активности. Вычистить авторизованные указы из случайных добавлений оказалось напрягом для мозгов, задачей на годы. Один делегат, появившись перед прессой, — смеялся и бил себя в лицо грохочущим листом алюминия.
В наши дни насыщение авторизованного кодекса сделало прикол с троянским законом излишним. Но Фейлсейф стал одержим этой точкой перехода границы, где одна дамба ограничений уступала место другой. Нет ли там точки между ними — хотя бы минуты — где нет ни той, ни другой? Он пал на колени на краю штата, прищурившись на микроскопический шрам на земле, заполненный оживлённой свободой. Образец, забранный в почвопробник, под увеличением показал роящееся небо, и Фейлсейф загнал вглубь два листа оргстекла, чтобы извлечь тонкий пограничный сэндвич. Обычный светоч сможет проецировать на стену незаконную активность, и Фейлсейф постучался к Дону Тото в «Задержанной Реакции» на улице Валентайн.