Потом дверь открылась, и вошёл мужчина, убирая крошечный ключ напряжения в карман. За ним стояла мать Усансы с распахнутым ртом — он всё-таки был хромовым кактусом передатчиков, в центре — угасающая личность, как пожатая ладонями булочка из переливчатого теста, — и тут она испустила вопль:
— Менвит! Как ты мог? — и бросилась прочь, оставив Усансу наедине с офицером.
И перед этим присутствием смелость окончательно покинула Усансу. Он превратился в свитое приспособление сверхъестественной вины и робких вопросов.
— Ты сам себе навредил, Укуса, — сказал мужчина, приближаясь к Усансе. Он наклонился и ухватил одну из сяжек, которая тут же искривилась, и гнул её, пока она не достигла подобия истинной.
Усанса слишком испугался, чтобы поправить ошибку офицера.
— Мне разрешат их убрать?
— Убрать откуда? — сказал мужчина и навёл палец. — Ты считаешь, что в этом теле есть тёмный угол?
И, побуждаемый необходимостью, Усанса прорвался через Боксёра в компьютеры Харвест и Суперкрэй в Силкворте. Бегущий через систему, он обнаружил себя исключённым из программ Ультрапура, Велодрома, Тоталайзера, Мунпенни, Войскаста, Карнивора, Трояна, Транскрайбера, Трекуолкера, Сильверуида, Пушера, Ракеса, Хирдсмена, Уотсона, УотКолла, Холмса и Траутмена. Даже данные спутников «Вортекс», «Челет» и «Магнум» были закрыты для него. Как выяснилось, это была односторонняя сделка.
— Покрытые полимером тефлона сенсорные зонды размером с песчинку взаимодействуют с системой твоих нервных реакций, — сказал мужчина. — Нечего скрывать, нечего бояться.
— Тогда почему я ощущаю себя атакованным? — удивился Усанса.
Но время шло, и он пришёл в норму под панорамными линзами. Его обида мерцала, как далёкая звезда на городском небе, потихоньку угасая. Он был заодно с Эджуэллом, Радлоу, Канберрой, Буде, Чиксэндзом, Челтенгемом, Писмором, Моулесвортом, Фелтуэллом и коммутационной станцией в Освестри. И когда потекли сигналы и сплелись механизмы закона, в сумеречном внутреннем сердце мусорной звезды угасла последняя искра его сознания.
Танцзал
Я снова зашёл в квартиру и обнаружил Гувера, бередящего веки регулятором утюга.
— Только что был у доктора. Ну же, вскрой меня! — Я сел за крутящийся стол и поднял ручку. — Я плохо нарисованная картина крепкого здоровья. У тебя бывает ощущение, что трусы не дают реального преимущества, Гувер?
— Часто, сэр. Ничем не могу помочь, кроме как наблюдать, как вы водите ручкой по бумаге.
— Смерть грозит, Гувер.
— Вот как, сэр? Кто в опасности?
— Мрачный Жнец, собственно говоря.
— Смерть грозит Мрачному Жнецу. Сэр более чем обычно исполнен находчивости.
В тот момент почтовый ящик хлопнул, как голубь, и Гувер принёс письмо от тёти Мейбл с приглашением к ней в деревню. Чтобы собрать деньги на реконструкцию, она выставила на аукцион аметистовую поросячью свинчатку, и от общества требовалась массовая явка. Что меня ошеломило — похоже, у меня и выбора-то собственно не было. Она жила там, ослеплённая украшениями и болезненными поздравлениями паразитов-священников.
— Думаю, я в полной мере распоряжаюсь собственными мыслями, чтобы отвергнуть предложение, — сказал я Гуверу. О чём я немного думал — что у меня наготове, безусловно, лакомое убийство.
На ужин я прибыл так поздно, что остальные гости уже начали разворачиваться вовсю.
— А вечерний приём пищи, — объявила тётя Мейбл, — бесполезен, кроме как в качестве источника экспериментальной движущей силы.
— Есть такое дело, тётя, — заметил я с сияющим видом, но она только скривила рожу, словно полоумная.
Потом она повернулась, обращаясь к собранию.
— Разрешите мне познакомить вас с представителем Келтегана Шарпа на земле — Келтеганом Шарпом.
Первый час противоречил всем моим предпочтениям. Меня знакомили с господами, дамами и хищными тётками, напялившими достаточно украшений, чтобы финансировать религию.
— Господин Стем.
— Ну вот, — простонал я, терзая его руку.
— Не надо меня целовать, — сказал джентльмен. — У меня простуда.
Лицо у Стема какое-то бессистемное. На его месте я бы спрятал его под бородой, но он предпочёл одни усы.
— Отец Брейнтри.
Пастор с метилированной философией выплыл вперёд.
— Может, вы сможете мне помочь, Отец, — сказал я. — Этот ваш «Ад». Вроде бы огонь горит и горит, но проклятые никак в нём не гибнут, высовывают свои носы оттуда. Не слишком радостные вести для Всемогущего, правда? Мои вечные муки растут со скоростью прыщей, осмелюсь сказать — я хотел бы знать с определённой степенью точности, чего ожидать.