Так они и стоят друг против друга: девушка и очередь – молча, спокойно, в ожидании. Никто не шумит, как ни странно, никто не суетится…
Вместе со всеми постоял и Толи к.
Потом побродил у камеры хранения, поразглядывал кассовый автомат. Почитал инструкцию, поглядел, как другие пользуются этой мудреной штукой, и отошел…
Возле киоска с сувенирами он задержался подольше. Разглядывал матрешек, ненужные костяные фигурки из пластмассы, не имеющие художественных достоинств, авторучки, воткнутые в земной шар в виде подставки, и прочие изделия, которыми торговал аэропорт, чтобы его не забыл улетающий в небо…
Неожиданно в аэропортовских динамиках что-то щелкнуло, и женский голос сказал оттуда без малейшего выражения:
– Приземлился самолет «Ту-154», прибывший специальным рейсом из Алтынабада. Повторяю…
Негромко переговаривающаяся толпа и вовсе замолчала – не скажут ли еще чего нужного, а потом подалась к тугим стеклянным дверям.
Стремиться улететь в неизвестность, которая происходит в твоем родном городе, и вдруг получить возможность увидеть, расспросить тех, кто только что прилетел оттуда, – да вполне понятное желание!
Толик стоял немного ближе других, и ему было хорошо видно, как по трапу из самолета выходили дети. Одни алтынабадские дети…
Без обычной детской суеты, хотя и с любопытством оглядываясь, спустились они на аэродромный асфальт и парами двинулись к аэропортовскому помещению.
Толпа распахнулась, образовав две коридорные стенки, и в тяжелом молчании пустила детей сквозь себя. Кто же будет расспрашивать детей про несчастье?..
Вдруг кто-то хлопнул Толика по спине:
– Почему не улетел? Самолета не было? – рядом стоял давешний гостиничный Сосед.
(Теперь будем называть его с большой буквы – он того заслуживает…)
– Билетов нет, – сказал Толик.
Он сказал это так, что было видно: раз объявлено, что билетов нет, то их и нет вообще. Но Сосед не обратил на это никакого внимания.
– Как нет? Почему нет? Не может быть! Иди со мной!
Толик послушно пошел, хотя и без особой надежды.
Впрочем, он уже знал, что Сосед может многое.
Тот направился к каким-то внутренним дверям аэропорта, в которые Толику было бы невероятно даже и подумать войти самому по себе. Надо было родиться с такой ногой, которая сама направлялась бы в такие укромные двери, с такой рукой, что распахивала бы их, не успевая задуматься. Соседа же именно так и родили…
Впрочем, Сосед поколебался и в дверь не вошел. Он вернулся обратно к будке чистильщика сапог (которого Толик поначалу совсем не заметил), вошел в нее, сел на стул и прикрыл за собой стеклянную дверцу. Наверное, у него имелись еще более сложные, совсем свои пути для получения билетов при их полном отсутствии.
Толик стоял и во все глаза глядел, как Сосед много и быстро говорил с этим незаметным, но могучим авиационным работником, как он хлопал себя по карманам, а тот все кивал ему и кивал и начищал его ботинки до рояльного блеска.
Наконец разговор был закончен, что-то было передано из ладони в ладонь, и Сосед появился снаружи.
– Достал? – спросил Толик, заранее улыбаясь.
– Чего? – спросил тот.
– Билет достал?
Тут Сосед понял и засверкал глазами от восторга:
– Очень легко хочешь жить, дорогой! Лучше обувь почисти! С такими ботинками – кто даст билеты?!.
Толик посмотрел вниз, себе под ноги. Ботинки были, конечно… не очень представительские были ботинки.
Сосед тем временем впорхнул в первоначальные двери, маня Толика за собой. Поднявшись по лестнице и миновав пустой коридор, они обнаружили в конце кабинет замначальника чего-то.
Сосед вошел в замначальственную дверь, а Толик остался подождать снаружи.
…Время шло. Толик ходил мимо двери и покручивал приемник.
Наконец Толик не выдержал и приотворил дверь в начальство. За столом сидел хозяин кабинета, а больше в комнате не было решительно никого.
Толик еще раз посмотрел: совершенно, до аккуратности пусто.
– А где же он? – спросил Толик глуповато от растерянности.
Заместитель начальника удивленно поглядел на Толика.
– Ну, этот… который к вам зашел? – объяснил Толик.
Заместитель начальника сделал жест в открытый воздух:
– Улетел ваш товарищ, – сказал заместитель. – Важное дело.
– А я? – растерянно спросил Толик.
Тот пожал плечами. А что он мог еще сказать Толику?
Толик огляделся: других дверей в кабинете не было… Окно закрыто на две рамы, оклеено по-зимнему. Разве что форточка – но этого уже не может быть, потому что это уже черт знает что!..
Пятясь, Толик вышел из кабинета и оглядел коридор. Коридор был пуст. Он снова сунулся в кабинет:
– Но он же не выходил?
– Улетел, улетел, – сказал заместитель.
…Толик вышел на улицу в полной растерянности, не переставая озираться по сторонам.
Где-то в высоте щелкнуло радио, и механический голос сказал:
– Окончилась посадка на самолет «Ту-154», вылетающий рейсом тридцать шесть пятьдесят один на Алтынабад. Повторяю: окончилась посадка на самолет «Ту-154»…
Толик едет поездом.
За окном расстилается северная природа, которую никогда не трясут подземные силы. Перед вечером стелется пар на полянах. То Россия укладывается спать у себя по лесам…
Толик пил общепринятый портвейн с демобилизованным солдатом.
За спиной у солдата пряталась его совсем юная жена – кормила грудью солдатова младенца.
И Толик, и солдат пить не хотели, но почему-то уж так положено, что если для вагонного разговора – хоть умри, а выпей… Тем более что солдат, видать, замаялся со своим младенцем, женой и демобилизацией и дремал со стаканом в руках.
А в Толике происходила работа рассуждения и сопоставлений, которой многие люди заняты часто и повседневно. В поезде человек вынут на время из обыденной жизни, хотя и продолжает мчаться, как говорят, вперед и дальше.
– Все сразу не может быть в полном порядке, – говорил Толик. – Если тепло – то трясется земля под ногами. А если земля не трясется – то холодно.
Солдат совсем было задремал, но жена тактично сунула ему локотком в бок. И тот бессмысленно приоткрыл глаза…
– И с водой то же самое, – посмотрел в окно Толик. – То ее нет – и это совсем плохо. Все умирает… А если она есть– так выше крыши. Тоже все погибает. Цунами называется… Нехорошо.
. Чмокал солдатский младенец, что-то шептала ему жена солдата, таращил на Толика усталые глаза демобилизованный воин, которого два года обучали уничтожать внутренних врагов и уважать гражданское население.
– Сейчас приеду, пойду в баню, – рассуждал Толик. – Ах да, ведь баня, наверное, сломалась! Нет… Сперва найду Мухтара… – улыбнулся Толик. – Дружок у меня там. С одного класса…
Сдвоенным стуком стучали колеса, грохотали мосты над большой высотой. От будок стрелочников и обходчиков звук проносящегося поезда отражался, как мячик.
– Из вахтеров уйду – может, там и сторожить-то уже нечего… Буду Мухтару помогать шашлык делать, – решил Толик. – А вдруг Мухтар умер? Вполне может быть, когда земля трясется. И я вполне могу тоже. Такой, скажут, случай. Умер, скажут, Толик, а перед смертью в большой русский город ездил. Так бы съездил, и ничего, – а тут выйдет, что перед смертью. Все тогда получится – перед смертью. Зирой перед смертью торговал… И всю жизнь живем перед смертью – значит, жизнь не может быть такая уж плохая.
Солдат уже совсем заснул, задремала за его спиной и жена. Только младенец сопел и чмокал, сопел и чмокал.
– Нет, я еще точно не умру, – сказал Толик младенцу с полной уверенностью. – Мне нельзя. Я не такой еще хороший человек, чтобы мог умереть.
И тогда младенец пересилил себя, оторвался от теплого соска и посмотрел на Толика. Посмотрел и улыбнулся!
Толик приподнял стакан с портвейном и отхлебнул за его, младенцево, здоровье.
Неизвестный автор фразы «земля уходит из-под ног», наверное, сам испытал, что это значит, когда добрая и надежная земля дрожит под тобой, под твоим домом, подо всей твоей привычной жизнью.