— А вы ешьте, как все, говно. Говном и ходить будете.
Еще анекдот все тех же времен.
Идет заседание Политбюро. Брежнев говорит:
— Товарищи! Совершенно распоясались вражеские «Голоса». Не успеем мы чего-нибудь обсудить в своем узком закрытом кругу, как они уже передают об этом со своими злобными комментариями. Поэтому сегодня, пока не кончим заседание, не выходит никто.
Через час подперло Косыгина:
— Леня, пусти. Сил нет терпеть.
— Сиди, а то если утечка случится, на тебя подумают.
Еще через час:
— Все! Больше никак не могу. Леня выпусти!
— Сиди!
Осторожный стук в дверь.
— Кто там?
— Это я, тетя Дуня. Тут Би-би-си передало, что Алексей Николаичу писать очень хочется, а Леонид Ильич его не пускают. Так я ведро принесла.
Пришел Петров к любовнице, а тут муж вернулся. Сидит голый на балконе, а муж никак не уходит. Холодно. Зубы лязгают. Видит: черт невесть откуда взялся, предлагает:
— Хочешь спасу?
— Спаси!
— Спасу. Нет, душа твоя мне не нужна. Ты только перни погромче.
Пернул.
— Не годится. Давай громче!
Пернул громче.
— Слабо! Давай ещё громче…
— … Товарищ Петров! Если вы уж спите на партсобрании, то хотя бы не портьте воздух.
— Доктор, жить невозможно стало. Хоть вешайся!
— Та-ак… Расскажите поподробнее.
— Жена блядь, дети сволочи, и по ночам писаюсь.
— Вешаться не надо. Пейте седуксен.
— И что, поможет?
— Непременно.
Повторный визит через неделю.
— Доктор! Все замечательно!
— Ну, рассказывайте.
— Жена блядь. А у кого не блядь? Дети сволочи. А у кого не сволочи? И по ночам писаюсь. Но к утру ж просыхаю!
— Доктор, не знаю, что делать! Все время по ночам писаюсь!
— Так. Расскажите, как это происходит.
— Не успею я заснуть, как появляется маленький человечек и говорит: «Давай пописаем!», начинает писать, и я за ним.
— Понял. Все очень просто. Когда он скажет: «Давай пописаем!», вы ответьте: «А я уже!»
Повторный визит через неделю.
— Ну как, помогло?
— Доктор, стало ещё хуже. Я сказал ему: «Я уже!», а он: «Тогда покакаем!»
Один ноль — студент.
Два нуля — сортир.
Три нуля — студент в сортире.
Четыре нуля — два студента в сортире.
Пять нулей — Олимпиада.
Шесть нулей — студент на Олимпиаде.
Семь нулей — два студента на Олимпиаде.
Восемь нулей — студент в сортире на Олимпиаде…
Плывет крокодил по реке, видит стоит рыбак в шляпе, удочку закинул, ждет.
Крокодил сожрал рыбака, сам стоит на берегу в шляпе и с удочкой.
Плывет другой крокодил, увидел сородича в шляпе и с удочкой.
— Ой, что это ты здесь делаешь?
— А ты плыви, плыви отсюда, говно зеленое!
— Товарищи призывники, что главное в танке?
— Пушка?
— Важная штука, но не она.
— Броня?
— Тоже дело, но не то. Еще варианты есть?
— Движок?
— Все не то. Главное в танке — не пердеть.
Кто изобрел чечетку? Негр, у которого было двенадцать детей и одна уборная.
— Когда закончится война в Чечне?
— Когда все чеченцы одновременно соберутся в сортире.
Ну как же можно обойтись без анекдота о чукчах? Напоследок и он:
Табличка в чукчанском сортире:
«Пописал — поставь струйку в угол».
Не собираюсь итожить. Тема бесконечна, всеохватна. Можно добавить анекдотов столько, ещё полстолько… В общем, сортир, и несть ему конца…
Писать на стенке туалета…
ЗАГАДКА: Какое слово из трех букв чаще всего пишут на стенах школьных туалетов?
ОТГАДКА: Сам ты хуй! Правильно — WWW!
Из книги Андрея Кончаловского «Низкие истины»:
«И «Сибириада», и «Дворянское гнездо», и «Дядя Ваня» полны воспоминаний детства. Утром просыпаешься — пахнет медом, кофе и сдобными булками, которые пекла мама. Запах матери. Запах деда — он рано завтракал, пил кофе, к кофе были сдобные булки, сливочное масло и рокфор, хороший рокфор, ещё тех, сталинских времен. Запах детства.
Перед домом был двор, густо заросший пахучей гусиной травкой, с крохотными цветочками-ромашечками — гуси очень любили её щипать. Помню, паника во дворе, весь дом приник к окнам: голодный ястреб налетел на курицу, она ещё кудахчет, он одной лапой держит, другой — рвет на куски. «Сейчас, сейчас, погодите!» Дядя Миша зарядил шомпольное ружье, навел, спуск!.. И только пух от ястреба во все стороны.
У деда есть картина «Окно поэта»: свеча, столик, окно, за окном тот самый двор, только заваленный снегом. Не знаю, почему именно такое название. Но в доме все дышало Пушкиным, дед его обожал, знал всего наизусть.
На ночь вместе с дедом мы шли в туалет, один я ходить боялся: крапива, солнце заходит, сосны шумят. Дед усаживался в деревянной будке, я ждал его, отмахиваясь от комаров, он читал мне Пушкина:
Вся фанерная обшивка туалета была исписана автографами — какими автографами! Метнер, Прокофьев, Пастернак, Сергей Городецкий, Охлопков, граф Алексей Алексеевич Игнатьев, Мейерхольд.
Свой знаменитый портрет Мейерхольда с трубкой, на фоне ковра, дед писал, когда у того уже отняли театр. То есть, по сути, вместо портрета Сталина он писал портрет человека, над которым уже был подвешен топор, которого все чурались, от которого бегали. Думаю, в этом был политический вызов. Хотя диссидентство деду никак не было свойственно, человеком он был достаточно мягким, на принципы не напирал — просто это был в лучшем смысле этого слова русский художник, что само по себе системе уже ненавистно.
Коллекция автографов на фанере сортира росла ещё с конца 20-х. Были и рисунки, очень элегантные, без тени похабщины, этому роду настенного творчества свойственной. Были надписи на французском. Метнер написал: «Здесь падают в руины чудеса кухни». Если бы я в те годы понимал, какова истинная цена этой фанеры, я бы её из стены вырезал, никому ни за что бы не отдал!..»
Кончаловскому повезло. С детства его окружала возвышеная атмосфера душевности и интеллигентности. Даже в сортире. Нам же, родившимся в семьях сильно попроще, выпало и воспитываться настенными надписями сильно попроще. Я бы сказал, очень сильно попроще. Но не будем грустить: и эти надписи тоже кладезь. Зачерпнем из него. Если это занятие, уважаемый читатель, тебе не по душе, перемахни десяток-другой страниц. А мы для начала, как всегда, сделаем некий обобщающий экскурс.
Обыкновение писать что-либо непотребное на стенке туалета, как уже отмечалось, восходит к Древнему Риму. Полагаю даже, оно имело место и ранее, но тут оно уж точно документировано. Нынешние времена, естественно, вносят свои коррективы и нюансы в это древнее и вечно живое занятие.