Женщины были в восторге от его щедрости и возвратились домой в дружбе и согласии. Вскоре вернулся из путешествия казначей, совершенно забыв о подстроенной ему шутке; художник продал свой дом и купил другой, чтобы избавиться от проказливых домовых, а Сантильяна был настолько счастлив и надежно излечен от ревности, что отныне прямо-таки обожал свою жену, уверовав, что ее опекают таинственные оракулы.
Дамы и кабальеро дружным смехом вознаградили дона Мельчора за искусство, с каким он рассказал забавную новеллу; все восхищались находчивостью трех жен и спорили, кто из них заслужил бы награду, когда бы приговор не уравнял всех трех; общество разделилось на партии, каждая отстаивала свою правоту; но вот гостей позвали к столу, веселый диспут прекратился, наступило перемирие за обедом, поданным в том же месте и столь же роскошным и обильным, как у хлебосольного дона Фернандо. Завершился обед музыкой, танцами и играми — кто хотел, отправился на покой, а любители позабавиться остались играть. Тем временем ярость величайшего из светил утихла, лучи его померкли, и на виллу приехало из города множество кабальеро и дам, приглашенных смотреть комедию, которою король этой виллы пожелал достойно завершить свое правление. В театре цветов, среди деревьев и душистых трав, все расселись в круг, и король — на почетном месте. Заиграли искусные музыканты, дон Мигель с истинно толедским блеском прочитал «Лоа», затем был исполнен благопристойный и изящный танец, а после него комедия под названием «Знаменитая комедия о благоразумном ревнивце».
Комедии повезло — самые строгие зрители не нашли, к чему придраться ни в игре актеров, ни в ней самой, находя тут и высокий вкус, и искусство.
— Пусть же теперь зоилы, — сказал дон Хуан де Сальседо, — точат лезвие клеветы на оселке зависти! Посмотрим, найдут ли здесь даже те, кто способен рассечь волосок вдоль, что-либо достойное порицания! Пусть наши Катоны цензуруют эту забавную пьесу — сколько бы ни тщились они, им не сыскать в ней никакого соблазна для добродетели. Ревнивцы могут по ней убедиться, что нельзя доверять обманчивой видимости; мужья научатся осторожности; дамы — стойкости; монархи — необходимости исполнять обещания; отцы — охранять честь своих детей; слуги — быть верными, а все присутствующие здесь — ценить занимательность комедии, которая в наши времена очищена от многих недостатков, обычных прежде в испанских театрах, и, избавленная от всякой грубости, услаждает поучая и поучает услаждая.
— Комедии — это приятные проповедницы, — сказал дон Гарсиа, — которые, к чести своих авторов, не выходят за рамки пристойности, но убеждают и исцеляют души тех, кто хочет воспользоваться их принаряженными советами. Какая пилюля, даже с чудодейственным лекарством, дерзнет спасать здоровье больного, не прикрыв свою наготу маской из золота, смягчающего ее горечь? А истины, не приодетые в остроумные метафоры и звучные стихи, ударяют в нос и худо перевариваются. Здесь же они приготовлены столь искусно, что их усвоит самый нежный желудок и получит больше пользы, чем если б они были не приукрашены.
Беседа затянулась бы надолго, но ее прервал ужин под стать обеду и столь же громко заявлявший о щедрости хозяина, который в конце трапезы увенчал своей короной прелестное чело Анарды и отрекся в ее пользу от своей власти, а она с румянцем на ланитах и учтивыми словами на устах приняла на себя этот сан.
Подданные уже начали было приветствовать ее, когда вошел Каррильо, — если помните, слуга и спутник дона Хуана де Сальседо, — и сказал:
— Сеньор, ваш друг Марко Антонио и дон Гарсеран уже подъезжают к Олиас;[140] они прибыли в Мадрид с моим господином вице-королем барселонским и решили застать вас в Толедо врасплох. Но я не признаю поединков без вызова и поспешил вас известить. Выезжайте поскорей навстречу. И если есть холодненькое, дайте-ка мне попить — хотя сам я гнал пёхом, язык мой мчался на рысях и здорово упарился.
Все быстро собрались, выехали — кто в карете, кто верхом — и встретили гостей в одной лиге от нашего города. Об этой встрече и новых празднествах, новеллах, играх, выдумках и комедиях расскажет вам «Часть вторая» наших «Вилл», ежели «Первая» принята вами с такой же любовью, какую питает к вам ее сочинитель и ваш слуга.