Распорядитель уже обдумывал, как бы отомстить за оскорбленных красавиц, желавших злоязычному наглецу провалиться сквозь землю, но тут показались ладьи двух других участников — дона Нуньо и дона Белы. Первый превратил свою ладью в цветущий сад, который мог бы стоять рядом со знаменитыми садами Алкиноя[47], воспетыми Ювеналом, и состязаться с Адонисовыми висячими садами, затеей Семирамиды и утехою Кира. Одни деревья были увешаны плодами, другие осыпаны различнейшими цветами, — все было из воска, но столь искусно сработано, что при виде фруктов прямо слюнки текли. Стаи птичек, мирных обитательниц восхитительной рощи, незаметно привязанные к ветвям, либо оплакивали в песнях свое пленение, либо природной сей музыкой славили празднество. Посреди изумрудной рощи вращалась нория, которую приводило в движение Терпение, а рядом, возле желоба, куда сливали воду черпаки, стоял горячо любящий, но холодно встреченный дон Нуньо и указывал на надпись по ободу колеса нории:
Пред судьями и дамами ладья остановилась, и тут из крон деревьев во все стороны полетели охапки цветов, бутонов, ароматических трав вперемежку с крошечными птичками; певуньи воспаряли ввысь, а цветы падали на юбки, руки и волосы прелестных дам — начались веселое смятение и радостный переполох, но быстро улеглись, и потешный обстрел завершился общим смехом и чтением представленных хозяином ладьи стихов, кои гласили:
Затем подплыл дон Бела в ладье, изображавшей гору, — на одном из ее утесов полулежала Доблесть в облике Геркулеса, окруженного толпою детей, казавшихся рядом с ним пигмеями; они кололи его тонкими, хрупкими копьецами, пытаясь убить, и эти тщетные атаки изображали, сколь бессильны невежды, всегда преследующие талант и доблесть. Однако дремавший герой — подобно тому как во сне мы стряхиваем надоедливых мошек, больше досаждающих своим жужжанием, чем жалом, — время от времени взмахивал то одной, то другой рукою и валил малышей наземь. Перед почтенным судилищем Геркулес проснулся, завистливые его недруги разбежались, а он подал таблицу со следующими стихами:
Потом был поединок между доном Лоренсо и распорядителем, который поверг противника; правда, тому изрядно повезло — он едва не свалился в реку, вызвав хохот у оскорбленных им дам, да успел ухватиться за золотой таран; мораль — тому не страшно упасть, кто держится за корысть. Награда победителя досталась Лисиде — серьги в виде осыпанных рубинами и брильянтами петухов, словно была надобность будить чувства, столько лет бодрствовавшие в ожидании отсутствующего друга.
Отомстить за дона Лоренсо вызвался дон Нуньо. И так успешно он это проделал, что и ему досталась такая же награда да еще двойная цепь, которые были преподнесены Нарсисе, — чтобы крепче держала в плену и рабстве влюбленного победителя. Потом дон Фернандо снова вступил в бой — уже с доном Белой, который, сразив распорядителя, оказался столь же удачлив, как и его друг, и так же вознаградил холодность своей Анарды роскошной колодой карт в шкатулке синего бархата с золотыми гвоздиками, английским замком и кистями из кораллов, перламутра и изумрудов — хотя вряд ли было разумно давать карты в руки даме, что и без них причиняла своей красотой столько страданий.
Меж тем зыбкая арена покрылась множеством лодок других состязавшихся; было их столько, что я, управившись с главными, опишу остальные вкратце.
Первая принадлежала дону Мельчору; она была покрыта лавровыми деревьями, средь коих возвышалась скала, выложенная зеленым дерном и усеянная яркими цветами, а на ее вершине Аполлон, председательствуя в хоре поэтов нашего времени (их имена умалчиваю), восседал на троне или, вернее, на кафедре, и над его головой тянулась лента с такими громадными буквами, что с самых дальних мест можно было прочитать надпись:
46
47