Как в «Севильском озорнике», так и в комедиях Тирсо де Молина, не исключая комедий интриги, происходит трансформация лопевского «галана» (героя-влюбленного). Тирсовский «галан» уже не обладает тем преувеличенным благородством и добродетелями, которыми, не без влияния «идеального дворянина», обладают «га-ланы» любовных комедий Лопе де Вега. Тирсо соскабливает с них позолоту, оставшуюся от эпохи Возрождения. В случае с Хуаном Тенорьо, например, он доводит внешние черты лопевского «галана» до абсурда, но лишь для того, чтобы обнажить его истинное лицо. В доне Мартине (из комедии «Дон Хиль Зеленые Штаны») он сразу снижает традиционного «галана», обнажая низменные мотивировки его поступков. «Галан» Лопе действует напролом для достижения конечной цели всех своих помыслов — завоевать любимую. Если он и грешит порой против морали, то только для достижения этой благородной цели. Конечная награда — счастливый брак. Эта награда достается ему и за силу чувств, и за личные достоинства. «Галан» у Тирсо — ближе к реальности, часто даже неприглядной реальности. Любовь для него редко бывает конечной целью, венцом счастья. Чаще — она лишь средство удовлетворения прихоти или даже еще более прозаических материальных нужд.
Кажется, что в творчестве Тирсо происходит прощание с героем, выдуманным Высоким Возрождением. Время больше в нем не нуждается. Он не нужен уже как «образец», имевший когда-то положительное значение. Идеальные «галаны» из героев постепенно превращаются в антигероев. А это не та публика, на которую можно было опереться в деле восстановления «добрых обычаев».
Словом, «Исправительная комиссия» оказалась на страже и действовала вполне в духе возложенных на нее высочайшей волей задач. Однако и тут, как почти все в биографии Тирсо, вдруг чудодейственным образом изменилось и без всяких видимых (или известных нам) причин пришло к сравнительно благополучному разрешению. Чьими-то стараниями дело было замято, без тяжелых для автора последствий. Тирсо не был ни отлучен, ни даже сослан. В конце марта 1625 года он был осужден, а уже весной того же года оказывается в Севилье, где и остается до января следующего года. Затем возвращается в Мадрид и хлопочет по изданию «Первой части» своих комедий. Вполне возможно, что какую-то роль в смягчении судьбы своего собрата сыграл генерал ордена Гаспар Прието, с которым Тирсо водил давнюю дружбу. В 1629 году Тирсо принимает участие в поэтическом конкурсе в Саламанке, посвященном канонизации основателя ордена мерсенариев Педро Ноласко. В 1632 году его назначают генеральным историографом ордена. В 1639 году Тирсо заканчивает «Всеобщую историю ордена». Живя эти годы в Мадриде, он по-прежнему живо интересуется театром. Но времена наступили не театральные. Война с Францией и каталонскими сепаратистами, феодальные заговоры, экономическая разруха, недовольство и ропот в обществе побуждают правительство принять охранительные меры. В первую голову под подозрение попадают главные распространители идей — литература и театр. На Тирсо снова обрушивается неожиданный удар. Во время инспекции орденских монастырей в Кастилии Маркос Сальмерон отдает приказ арестовать Тирсо и под конвоем препроводить в монастырь в дальнюю Куэнку. Все было произведено поспешно и в такой тайне, что сведения о постигшем Тирсо наказании просочились только в XX веке! Ссылка длилась два года. В 1642 году Тирсо был переведен в монастырь в Сеговию, а в 1645 году — в Сорию, настоятелем которого он оставался до 31 августа 1647 года. Став снова орденским дефинитором Кастилии, но уже extra capitulum. (почетным), Тирсо де Молина скончался в Альмасане ранней весною 1648 года.
Вот, собственно, почти все, что нам известно достоверного о жизни великого испанского писателя. Если учесть, что многие из приведенных выше скудных сведений (большинство чисто должностных перемещений здесь опущено) были обнародованы лишь в последние пятнадцать — двадцать лет, то станет ясным, с какой осторожностью следует подходить к жизнеописаниям Тирсо, порой весьма красочным, но чаще всего выдуманным. Недостаток в фактах пополнялся воображением. В этом смысле особенно много вреда принесли сочинения, построенные на соблазнительном для любого биографа отожествлении личности монаха Габриэля Тельеса и Севильского озорника. Можно даже сказать, что писатель Тирсо де Молина явился в некоторых работах (по заданию своему даже научных) каким-то фантастическим персонажем, плодом противоестественного их скрещения. Книжка одного мексиканского критика так прямо и называется: «Тирсо и Дон Хуан». Название явно неточное. Исходя из содержания, ее следовало бы озаглавить: «Житие смиренного монаха Габриэля Тельеса, в миру Хуана Тенорьо». Непонятным остается лишь чудо, благодаря которому славный монах сумел вырваться из преисподней, куда его вверг оскорбленный и убитый им командор.