– Михаил, это не я говорю, что во всем виновата твоя семья. Об этом говорят тесты. А тесты – это психологическая ДНК. Там не бывает ошибок.
Миша не сдавался, но и не возражал. Он ограничивался ужимками и неопределенными жестами.
– Вот твоя мама, – не сдавался Виктор. – Она наверняка хорошо готовит?
– Очень, – подтвердил Миша. – Она не признает полуфабрикатов. Называет их «утилизация отходов». – Миша улыбнулся меткости маминых определений.
Виктор гнул свое:
– То есть твоя мама своими руками моет, режет, парит и месит? С какой целью? – Он пронизывал Мишу пытливым взглядом.
– Потому что любит… – Миша не закончил фразу.
Виктор перебил его, замотав головой:
– Вдумайся: своими руками!
Миша пожал плечами. Виктор склонился к Мишиному лицу и отчетливым тревожным шепотом произнес.
– Она тебя приручает…
Тестирование, которое затеял Виктор, вдруг показало, что его любимые и близкие люди на самом деле – «токсичные факторы». Об этом поведали туалетная бумага, столовая ложка, полотенце и прочие предметы домашнего обихода. Виктор так убедительно описал липкую паутину материнской любви, которая не дает Мише расправить крылья и взлететь, что возражать было как-то невежливо. Но и представить, а тем более – поверить, что мама его приучает, да еще и душит, у Миши не получалось. Против бумаги и ложки выступали безмятежная семейная жизнь и здравый смысл.
Миша брел домой по пустым улицам, не замечая, как ноги прилипают к раскаленному асфальту. Он снова переживал и анализировал выводы безошибочного теста Виктора. Мишина мама тоже утверждала, что он «далеко пойдет». Но за маминым любящим взглядом туманное «далеко» вряд ли располагалось дальше соседнего отделения Сбербанка. Виктор имел в виду что-то совсем другое.
2
Дымящаяся тарелка с домашней лапшой, блинчики с мясом и клюквенный морс вместо желания поесть только усилили Мишину задумчивость.
– Ну что ты завис над тарелкой? – возмутилась мама, заметив, как Миша разглядывает суп. – Ешь давай.
Миша не просто тянул время – он мучительно раздумывал, куда ему следует опустить ложку и что это могло бы значить по версии Виктора. Мама поняла Мишино настроение по-своему: она решила, что на очередном семинаре сыну загрузили голову какой-нибудь ерундой. Она спросила:
– Не надоело тебе бегать по этим дурацким тренингам?
Миша промолчал. Мама сменила тон.
– О чем лекция была? Хоть полезная?
– О выстраивании отношений в обществе, о толерантности…
– А твой новый приятель ни на что не намекал? – встревожилась мама. – Домой к себе не заманивал?
– Нет. С чего вдруг?
– А может, он этот… толерантный. Кто его знает.
– Мам, толерантность – это терпимое отношение…
– Вот именно, – перебила его мама. – Он к тебе приставать будет, а ты терпи. Вот и вся эта их толерантность.
– Да он не голубой, – решительно возразил Миша и задумался: а так ли это?
– Не знаю, голубой, зеленый или еще какой, – заявила мама. – Только когда за это в тюрьму сажали, ни о какой толерантности никто и слыхом не слыхивал. Вернее, я-то слышала, когда в больницу попала с отравлением. Стояли вокруг меня человек десять гениев от медицины и раз двадцать произнесли «толерантность – нетолерантность». Я, конечно, поинтересовалась, что это за диагноз. Оказалось – это медицинский термин, который означает привыкание к лекарствам, ядам, в общем к гадостям всяким. Чем выше толерантность – тем ближе смерть. Уж если ты на сто процентов толерантен, то ты – труп! А насчет твоего друга посмотрим, может, он и правда порядочный человек…
– Он считает меня очень умным, – задумчиво произнес Миша.
– Значит, порядочный! – воскликнула мама.
– Мам, ты ведь тоже считаешь меня умным?
– До этого вопроса точно считала, – отрезала мама. – Да и не в кого тебе дураком быть.
Мама завела свою любимую песню о титулах и научных званиях родных и близких. Пока она добиралась до двоюродной прабабушки Цили, к которой сватались одни академики, Миша раздумывал: если мама считает его ум выдающимся, почему она выбрала ему участь жалкого середнячка? Миша решил ничего не выяснять, а про тестирование пока не рассказывать. Ему было как-то не по себе. Мама вела себя обыкновенно, но Миша знал, что она тоже почувствовала: привычная непринужденная обстановка за столом на этот раз не задалась.
Мишину маму звали Софья Леонидовна, но мало у кого язык поворачивался назвать хлопочущий колобочек с ножками по имени-отчеству. Колобочек, как положено, всегда был улыбчив, подвижен и уверен в собственных силах. После того как скоропостижно скончался Мишин отец, Софочка посвятила себя воспитанию сына. Мама и Миша стали единым целым, они жили одной жизнью, дышали одним воздухом и понимали друг друга без слов. Секретов не было и быть не могло. Самые деликатные вопросы становились предметом семейного обсуждения. Когда Миша сетовал, что не пользуется успехом у женщин, потому что тощий и невзрачный, мама находила в этом свои плюсы.