Начальство от подчиненных ушло недалеко: и так и этак заигрывая с Коганом, всячески старалось донести до зашоренного и запуганного, гнобимого ранее гея, что, мол, бояться больше нечего, выходи, шкаф открыт, мы даже дверь подержим и дорожку красную постелем. Гей выходить не хотел. То ли не доверял, то ли вновь проявлял свой дрянной характер. Дата «Х» всё приближалась, до фуршета оставалось каких-то две недели, и генеральный решил, что хватит с него пируэтов.
— Роман, — решительно начал он, пригласив сотрудника к себе в кабинет на доверительный разговор. — Мы тут все люди взрослые. — Коган приподнял бровь, являя собой пример внимания. — Понимающие. — Коган согласно кивнул. — Либеральные. — Коган хрюкнул, выбиваясь из образа, что заставило Бондаренко свернуть намеченный, было, план беседы и закруглиться лаконичным: — Хрен с тобой, делай каминг-аут.
— Чего? — бухгалтер вполне достоверно изобразил непонимание. — Да что вы себе?..
— Сколько? — устало протянул генеральный, уже зная, чем обычно заканчиваются вот эти возмущения подчиненного.
— А чего надо-то?
— Пятнадцатого фуршет у австрийцев. Надо, чтобы ты там был. И чтобы не скрывался.
— И всё? — оказалось, даже Когану не чужд когнитивный диссонанс. Правда, он быстро взял себя в руки, состроил печальную рожу и, тяжело вздохнув, показал три пальца.
— Лады, — скорость, с которой Бондаренко согласился на очередную премию, заставила еврейскую часть души Романа засомневаться, а не продешевил ли он. — Только это, с мужем приходи.
Продешевил, понял Коган. Сделал вид, что задумался, и решительно отказался.
— Нет, нет, нет и ещё раз нет!
— Четыре.
— Нет.
— Пять.
— Нет, — сглотнул Коган, — нет у меня мужа. И вообще, мы договаривались про меня, фуршет и быть самим собой. Не хотите, не надо.
— Твою мать! — остановил его начальник. — Через две недели, чтоб как штык. И это, ну не стесняйся, все свои. В смысле, все поймут. В смысле… твою же ж мать… — протянул он в спину удалившемуся бухгалтеру и задумчиво вопросил у потолка: — И чего делать теперь? Муж-то нужен позарез.
А неунывающий Коган попивал себе чаёк с трофейными бубликами, довольно жмурился и спорил сам с собой, на что тратить так внезапно свалившуюся на голову халявную премию.
— Нет, — бормотал он, — всё же права была маман. Мазал эндингс [4].
Комментарий к
[1] Фуэте — общепринятое сокращенное название виртуозного движения классического танца, исполняющегося как ряд последовательно повторяющихся туров в быстром темпе и на одном месте, при выполнении которых работающая нога по окончании каждого поворота на 360° открывается точно в сторону на высоту 45-90°
[2] Па-де-дё — одна из основных музыкально-танцевальных форм в балете. Состоит из выхода двух танцовщиков (антре), адажио, вариаций сольного мужского и женского танцев и совместной виртуозной коды.
[3] Из серии «слышал звон, да не знаю, где он» — кто такой Бэтмен, думаю, все знают, а в балете есть «батман» — одно из движений классического балета, представляющее из себя какое-либо отведение, приведение или сгибание одной, работающей ноги стоя на всей стопе или на полупальцах/пальцах другой, опорной — вытянутой в колене, либо с одновременным выполнением приседания.
[4] Всё к лучшему (идиш)
========== Часть 4 ==========
На самом деле, если посмотреть на ситуацию непредвзято, то что уж такого произошло? Ну, фуршет. Ну, торжественный. Ну, волею судеб и трепливого языка секретаря приглашен на него Коган на пару с супругом. Ну и что? Вот, допустим, не смог он прийти. Заболел ли, пробки ли, неожиданные и крайне срочные дела задержали допоздна на рабочем месте — да мало ли, что могло произойти.
Можно подумать, именно его подпись должна стоять под документами или же всё мероприятие было задумано в его честь. Вряд ли можно всерьёз опасаться, что не обнаружив какого-то бухгалтера, пусть и главного, возле шведского стола в забронированном на вечер ресторане, австрийцы соберут манатки и, демонстративно хлопнув дверью, отчалят восвояси. О предполагаемой реакции на отсутствие никому неизвестного мужа вообще промолчим.
Но генерального переклинило.
Так порой бывает, что человек настолько зацикливается на сущей мелочи, что оказывается просто не в состоянии реально оценить ситуацию. И Николай Владимирович, в лучших традициях жанра, пребывал в святой уверенности, что если не «вынет и положит» пред светлы очи зарубежных партнеров этого самого, прости Господи, мужа, не видать ему контракта как своих ушей. А потому крутился ужом и искал. Мужа искал, кого же ещё?
— Нам, Мишаня, кровь из носа нужен педик, — увещевал он своего зама. — Без педиков нынче никак. Сам видишь, какие времена настали.
— Так есть уже, — недоумевал тот. — За на каким нам ещё? Не разводить же ты их собрался, я надеюсь.
— Мишань, сказано, двое их должно быть, значит двое. Или тебе так контракт жмёт?
— Да я всё понимаю. — Враньё, ничего-то он не понимал, но спорить с вошедшим в раж начальством себе дороже. — Только что тебе это даст? Выражаясь профессиональным языком, по накладной проходит не две штуки голубых, а одна штука пары.
— Ну, попросим их поломаться на публику, от них убудет, что ли? — не сдавался генеральный.
— Когана. Попросить. Ага, — скептически хмыкнул собеседник. — У тебя столько денег нет, чтобы «упросить» Когана. Хотя…
— Что? Ты что-то придумал, Мишань?
— Возможно, возможно. Слушай, а что, если?..
Идея была гениальна в своей простоте. Проблема в чем? В том, что у Когана никого нет. Ведь если бы кто-то был, вряд ли хитрый еврей так легко отказался от возможности притащить того на халявную вечеринку. Значит, нет. А это, в свою очередь, означает, что всего-то и надо, что найти ему любовь всей его жизни, которую он уже без сомнения сам захочет «сводить погулять», а потом пусть катится на пару с ней так далеко, как только удастся пнуть.
— Правильно мыслишь, — согласился Николай Владимирович. — Пусть эта зараза сам захочет его привести. Да только всё равно остаются две проблемы: где взять второго и как заставить их влю… тьфу, блин, ну ты понял.
— Ну, второе как раз и не проблема, — отмахнулся зам. — Можно подумать, к Когану очередь стоит. Принесём ему на блюдечке с голубой каёмочкой, сам же в ноги будет кланяться. А первое… А ну-ка, зови своего Стёпку.
— Что, и этот тоже? — побледнел Бондаренко.
— А что, похож вроде. Ой, да какая разница? Зови, зови давай. Премию предложишь или там отпуск на Мальдивах. Придумаешь что-нибудь. Зови.
Стёпа Грицько слыл мальчиком тихим, интеллигентным и начитанным. Начальство он боялся, а грубить посетителям не давало врожденное чувство такта и благоприобретенное неоконченное лингвистическое образование. К тому же, Стёпа в одиночку содержал больную мать и сестру-шалаву, что не позволяло так уж сильно выступать, из опасения потерять работу. А потому, выслушав предложение начальника, он только вздохнул и крайне вежливо поинтересовался: