Первая серьезная проблема, с которой сталкивается отряд Бильбо, — это бродячие тролли Том, Берт и Билл (Вильям Хаггинс). Их имена появляются в других историях и пришли в книгу из абсолютно разных источников — древнескандинавского мифа и мюзик-холла эдвардианской эпохи. Речь троллей не просто взята из научных исследований Толкина на тему средневековых диалектов, а явно основана на лондонском говоре кокни, приобретшем популярность в том числе благодаря известному хиту Гарри Чемпиона Any Old Iron (1911).
При этом тролли встроены в толкиновский легендариум: у них в пещере есть древнее оружие. Элронд потом узнает в двух клинках знаменитые мечи: Оркрист — «Разрубающий гоблинов», и Гламдринг — «Молотящий врага». Орки называли их Кусающий и Колотун: мечи, подобно многим живым существам, имеют не одно имя. Выковали их эльфы — кузнецы Гондолина, а Гламдринг принадлежал королю этого города. Момент важен для Толкина: над «великим преданием» о падении Гондолина, впоследствии вошедшем в «Сильмариллион», он трудился как минимум с 1920 года — в этом году он прочел фрагмент об осаде города перед Эссеистским клубом Эксетер-колледжа.
Связь Элронда с Гондолином прояснится гораздо позже. Дело в том, что его отцом был Эарендель, который, в свою очередь, был сыном Туора — человека, побывавшего, подобно Эльфвину, в Городе эльфов, — и эльфийки Идрили, дочери Тургона, короля Гондолина. Следовательно, Гламдринг — наследие дома Элронда, меч его прадеда (и правда, «старое железо» old iron из песни Чемпиона!). Более того, в «Хоббите» сообщается, что Элронд имеет и эльфийское, и героическое происхождение. Он — полуэльф, его прошлое уходит в вечно меняющиеся земли легендариума.
Если говорить о Торине, то в Ривенделле, доме Элронда и Последнем Домашнем Приюте, он называет себя наследником Дурина, «старейшего из старейшин древнего рода гномов», вновь подтверждая, что легендариум — главная система координат. Но Торин также называет гномов «Длиннобородыми» (Longbeards), вводя их в варварскую древность Северной Европы намеком на связь с древнегерманским племенем лангобардов — дословно «длиннобородых», известных англосаксам как Longbeardan. Реально существовавший народ не просто присутствует в английских мифах, описанных в средневековых готических летописях, а вплетен Толкином в неоконченный роман «Утраченный путь».
Итак, история делает вираж от хорового пения в мюзик-холле к мрачным историям в духе готики, потом ныряет в британский фольклор со ссылками на канун праздника летнего солнцестояния и снова уходит в Средиземье с Днем Дурина, гномьим Новым годом, выпадающим на первый день последней луны осени. Затем она вдруг поворачивает к еврейской культуре. Уже в сам календарь вшита множественность культур и традиций: несмотря на христианские предубеждения по поводу числа тринадцать, год у гномов лунный — в сущности, еврейский[36].
Такая глубина характерна и для карт. У Трора, например, восток находится сверху, что намекает на средневековое христианское представление о лежащем к востоку райском саде, — карты было принято располагать в соответствии с божественным порядком. У самого Толкина, однако, на карте Глухомани сверху расположен север. Если считать, что карты нужны для упорядочивания окружающего мира и отображения единства общины или даже целого народа, здесь они почти не сходятся друг с другом и показывают скорее различия между разными народами — и даже между причинами, побуждающими их создавать карты. Что интересно, на лингвистическом уровне картография очевидно проявляется в Хоббитоне, где многие названия мест — это обычные существительные с определенным артиклем: например, Холм — в оригинале The Hill. Артикль the обычно появляется там, где читатель или слушатель точно понимает, о чем идет речь (например, the Earth — «планета Земля», или the burglar — «взломщик» на судебном заседании). Однако в топонимике Хоббитона использование этого артикля вызывает у читателя эффект намеренной дезориентации: подразумевается, что мы должны быть знакомы с местностью, хотя это, конечно, не так. Такими уловками Толкин раз за разом вводит в книгу неопределенность мира и положения в нем разных вещей.
Когда гномы попадают в плен в Мглистых горах — тоже the Misty Mountains — и оказываются в Городе гоблинов, повесть возвращается в русло волшебной сказки. Однако гоблины здесь гораздо страшнее и агрессивнее, чем в сахарно-волшебном стихотворении Толкина «Шаги гоблинов» (1915)[37]. Они уже далеко зашли на пути к превращению в орков. В их грубости, в бравурных победных песнях ощущаются фашистские нотки. Их происхождение покрыто мраком и напоминает о зловещей поэме Кристины Россетти «Базар гоблинов» (1862):
36
Да и язык гномов близок к ивриту, о чем Толкин сообщал в письме декану лондонского собора Святого Павла У. Р. Мэтьюзу в 1964 году.