В школе Толкин погрузился в мир языков и литературы. Он читал «Кентерберийские рассказы» Чосера и написанную неизвестным автором XIV века поэму «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» из цикла о короле Артуре. Учитель английского познакомил его с англосаксонским языком и эпической поэмой «Беовульф». Еще он начал учить древнескандинавский, чтобы прочесть в оригинале о Сигурде и Фафнире, Брюнхильде и Гудрун. Это довольно странно, но Толкин воспринимал англосаксонский язык (и написанные на нем позднейшие поэмы, в частности «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» и «Жемчужина») как элемент собственного — Саффилда из Западного Мидленда — литературного наследия… Осиротевший мальчик, ищущий свою идентичность (или идентичности), — наверное, слова и язык его очень утешали. Слова вообще имели для него волшебную силу: вобрав в себя богатое наследие давних эпох, историю региона, пропитанную культурами и ценностями прошлого, они представляют собой очень сложное и современное средство общения и выражения мыслей. Кроме того, изучение языков было неразрывно связано с воспоминаниями о матери.
Пока лучший друг Кристофер Уайзмен самостоятельно осваивал египетскую иероглифику, Толкин в 1908 или 1909 году благодаря учебнику для начинающих под авторством Джозефа Райта открыл для себя готский язык. От этого языка мало что дошло до наших дней — например, на нем нет стихов, — но книга принесла не меньше приятных ощущений, чем знакомство с Гомером в классическом переводе Джорджа Чапмена[16]. Толкину нравилось и готское письмо. Он с удовольствием выводил стилизованные надписи, а еще, ничуть не переживая по поводу утраченных слов, просто выдумывал недостающие и в конечном счете сочинил собственную поэзию.
В школе короля Эдварда ежегодно устраивали дебаты на латинском языке. Толкин же обратился к собравшимся на греческом, англосаксонском и готском, проявив тем самым недюжинные лингвистические способности. Древних и современных языков ему было мало, и он стал изобретать свои, первым образцом которых было, видимо, трехстраничное послание пиктограммами отцу Фрэнсису. С двоюродной сестрой Мэри он начал работать над «новым бессмысленным» языком невбошем, а потом над языком на основе латыни и испанского, получившим название «наффарин». В последние месяцы учебы в школе короля Эдварда он увлекся финским языком и карело-финским национальным эпосом «Калевала». Они станут фундаментом для очередного искусственного языка: Толкин назовет его «квенья» и будет доводить до совершенства всю жизнь.
В школе Толкин наслаждался тесным кругом мужского товарищества, образовав «Чайный клуб и Барровианское общество». Организацию назвали в честь любимой чайной комнаты в универмаге Бэрроу, где он с тремя ближайшими друзьями встречался, дебатировал и устраивал чтения. Толкин, как правило, знакомил соратников с «Беовульфом», «Сэром Гавейном и Зеленым рыцарем» и «Сагой о Вёльсунгах».
В школьном «кадетском» корпусе подготовки офицеров он имел звание капрала и благодаря высокой репутации удостоился чести в числе восьми кадетов короля Эдварда посетить коронацию Георга V. К последнему классу Толкин невероятно активно участвовал в жизни учебного заведения: был префектом, библиотекарем, капитаном команды регби, секретарем дискуссионного общества, редактором «Хроники школы короля Эдварда», играл в различных школьных спектаклях. К слову, уже после поступления в университет он исполнил роль миссис Малапроп в «Соперниках» Шеридана. Благодаря разносторонним талантам и исключительному трудолюбию получил несколько школьных премий.
Все свободное от школы и разработки языков время Толкин посвящал рисованию и поэзии. Самое раннее датированное стихотворение было написано в марте 1910 года: его тогда страстно увлекал Фрэнсис Томпсон — католик, курильщик опиума и изгой. Другим источником вдохновения стала увиденная в апреле 1910 года театральная постановка «Питера Пэна». «Сколько ни проживу, никогда ее не забуду», — писал Рональд. Некоторые стихи выходили в школьном журнале вместе с репортажами о спортивных мероприятиях и других событиях.
Еще одну форму утешения Толкин обрел благодаря знакомству с Эдит Брэтт. Она тоже была сиротой и некоторое время снимала комнату в доме, где жили Толкин с братом. Дружба стремительно переросла в роман. Отношения приходилось держать в тайне, но слухи о них вскоре достигли ушей отца Фрэнсиса. Священник был глубоко разочарован таким поведением своего подопечного. Толкин в то время готовился получить оксфордскую стипендию для студентов, изучающих древнегреческий и латынь. Финансовая поддержка была необходима для оплаты обучения и покрытия насущных расходов, и любовная история могла отвлечь его от научных изысканий. Отец Фрэнсис переселил братьев в новое жилье, а поскольку пара продолжила встречаться, в конце концов запретил Рональду любые контакты с Эдит вплоть до двадцать первого дня рождения. Тем не менее молодым все же удавалось иногда «случайно» увидеться друг с другом.
16
В сонете Джона Китса говорится о знакомстве с «Одиссеей» и «Илиадой» в переводе Джорджа Чапмена.