Но, чтобы не вступать в споры по поводу того, что считать мнением Церкви, а что - частным теологуменом, обратимся к документам, обладающиму в Церкви безусловным и абсолютным авторитетом - к решениям Соборов. Итак,
Актерство осуждено Стоглавым Собором.
18 Правило Святого Поместного Карфагенского Собора гласит: "Детям священников не представлять мирских позорищ (зрелищ), и не зреть оных. Сие же и всем христианам всегда проповедуемо было, да не входят туда, где бывают хуления".
И, наконец,
ПРАВИЛА СВЯТОГО ВСЕЛЕНСКОГО ШЕСТОГО СОБОРА, КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО
50. Никто из мирян и клириков впредь да не предается предосудительной игре. Аще же кто усмотрен будет творящим сие: то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен от общения церковнаго.
51. Святый вселенский собор сей совершенно возбраняет быть смехотворцам, и их зрелищам, такожде и зрелища звериныя творить и плясания на позорищи. Аще же кто настоящее правило презрит, и предастся которому-либо из сих возбраненных увеселений: то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет отлучен от общения церковнаго.
Таким образом, какую бы софистическую базу не подводили еретики под совместимось актерства и игры с Православием, их рассуждения прямо противоречат голосу Церкви и догматической Традиции. Отношение Церкви к игрищам и к лицедейству вполне определено.
Теперь перейдем к специфике РИ, к их отличию от театра. Существует целый ряд важных отличий. А именно:
1. В театре работает профессионал. Актер манифестирует роль вовне. Его задача - выразить внешнюю атрибутику персонажа. Другой вопрос, что это может требовать и внутреннего перевоплощения. Перевоплощение здесь средство. Цель - внешняя манифестация. В РИ внутреннее перевоплощение это именно цель. Зрителя нет.
Игрок играет чтобы самому ощутить себя персонажем. Здесь гораздо ниже уровень профессионализма, мастерства, но внутренний заряд, внутренняя мотивация лицедейства - гораздо выше. Роль здесь уже не маска на лице (для внешнего зрителя, наблюдателя), но, в самом безобидном случае, маска на душе. Здесь человек примеряет на себя не чужую личину, но чужую личность.
2. В театре действие детерминировано. Актер не меняет сюжета. Перед ним не встает вопрос выбора решения, он знает что и когда должен выполнить его персонаж. Игроку на РИ приходится в этом плане сложнее. Ему нужно постоянно делать за своего персонажа личный выбор. Актер, "убивая" не решает - "убивать" или не "убивать", это определено сюжетом. Игрок за своего персонажа делает этот выбор сам. Это требует гораздо большей вовлеченности в роль - не только эмоциональной, но и и умственной. Актер в театре моделирует персонажа в конкретных заданных условиях и обстоятельствах. Игрок на РИ не знает заранее обстоятельств. От него требуется гораздо глубже слиться с персонажем чтобы знать, как должен вести себя его персонаж в новых, непредвиденных условиях. Как поступать, как говорить, с каким выражением это говорить, как мыслить, как чувствовать. Актер играет, к примеру, царя на троне и в тронном зале. Это маска царя, царь-как-символ. Ролевик играет царя вообще - на троне, в походе, за едой, за мытьем рук, в ... самых нецарственных местах и положениях. Это живой человек, а не знаковый символ в драме. В результате - степень совмещения личности игрока и персонажа еще более повышается.
3. Актеру не надо стремиться к победе своего персонажа. Наоборот, ему приходится всякий раз своей волей обуздывать желание поступить иначе, не по сюжету. Ему приходится очень жестко контролироать тот фантом ("личность персонажа"), который он вынужден в себе создать. В отличие от театра, РИ имеет соревновательный момент. Хочется не только сыграть, но и выиграть. Причем, в желании выиграть воля игрока полностью сливается с волей персонажа. Даже играя изначально неприятного ему, "злого по определению" персонажа, игрок направляет свою волю на достижение его победы. Это невозможно без определенного уровня со-чувствия, со-причастности, со-участия - и, соответственно, хотя бы условного, но оправдания. В результате грань "он" - и "я на его месте" здорово размывается.
4. Длительность. Спектакль - это час - два, причем с неприменными перерывами (антракты, время выхода персонажа со сцены). РИ может продолжаться неделю без перерывов.
5. Наконец, хотя каждый сам выбирает себе профессию, но актер все-таки зарабатывает себе на хлеб (пусть даже с маслом и с красной икрой). Ролевик лицедействует ради самого удовольствия лицедействовать.
Итог: лицедейство на РИ глубже, чем лицедейство в театре и на народных карнавалах. Поэтому, если лицедейство как таковое признается занятием чуждым Православию, то к участию в РИ это относится в еще большей мере, нежели к театру.
Третий вопрос: ритуалы, обряды и таинства. Игра обладает удивительным свойством асимметрии Добра и зла. Суть явления проста: наигранный "герой" всегда более или менее пародиен. Наигранный злодей всегда более или менее симпатичен, хотя бы своей оригинальностью на фоне "скучных и праведных". К тому же не будем забывать, что РИ имеет соревновательный момент. Выиграть проще, если отбросить мораль, принять роль "плохого" персонажа. При этом не потребуется нарушать правил, подлость и предательство лягут на совесть условного фантома, а не игрока. Игрок за персонажа моральной ответственности не несет. Но побуждение и воля к победе у них общая. Опаньки.
Игры подсознательно приучают к полному нравственному релятивизму. Условность ролей, убеждений, самоидентификации начинает переноситься на жизнь. В этом причина исключительной "толерантности" ролевиков (что так ценится современным обществом!), которая на самом деле скрывает за собой теплохладность. Ролевик начинает с того, что "глупо ненавидеть Васю, за то, что он играет Саурона" (вполне разумная идея, правда?), но заканчивает он тем, что "глупо не подавать Васе руки, за то что он сатанист по жизни". Вообще это "по-жизни" на грани игры и реальности - наиболее интересный феномен с точки зрения нашей статьи - но об этом чуть позже.