Гарнизоны укреплений взяли под обстрел южное предполье. Измотанные в сече владимирцы и архангелогородцы расступились перед резервами, потекли в обход, чтобы стать во второй линии.
Только Меншиков потянул шпагу из ножен, со стороны ретраншемента примчался Черкасов.
— Ваша светлость, государь…
— Кличет к себе? Передай: князь рекогносцирует местность, вот-вот будет… А о прочем ни гу-гу! — Он оглянулся на шквадронцев, на синие невские ряды, крикнул: — За мно-о-ой!
Опомнился далеко впереди, спешенный фузейной пулей. Вокруг — пересверк стали, разноязыкая брань, испуганное конское ржанье… Ага, верх-то наш! — пронеслось у светлейшего. Мимо, пригнув головы, тянулась вереница пленных, командир шквадронцев Кобылий горделиво держал в руке шведский штандарт.
— Трофей, ваша светлость! — отрапортовал он. — Первый за все утро!
— Кому трофей, а кому… — Князь посмотрел на бившегося в корчах арабского скакуна, голос его дрогнул. — Был как человек все равно!
Ему подвели чью-то лошадь, и вовремя: заваривалась новая каша. В лоб наседали кирасиры, усиленные сапежинскими ротами, сбоку валила густая колонна пехоты, жарила из фузей. Русские попятились…
У редутов Меншикова ждал Орлов, со строгим петровским словом: беречь силы, не зарываться, а припрет швед окончательно — отходить к северным высотам.
Меншиков побагровел.
— Скажешь Петру Алексеевичу: неприятель несет крупные потери, а у нас урон весьма терпимый. И еще добавь: если бы шведские фузилеры не помогали коннице, она б давно была искрошена к черту… Про черта не поминай. Да и опасно отступать, мол: оба фрунта в сорока саженях, чуть скомандуешь «направо кругом» — враг повиснет на хребте… Все запомнил? Скачи! Нет, постой… Скажешь: князь-де просит сикурсовать ему несколько полков пехотных… Теперь жми!
Ответ был передан тотчас.
— А где он сам? С винта сорвался? Своевольничает! — Петр гневно дернул усами, впился в окуляр. Сеча не утихала. Ровные квадраты кавалерии — под белой, желтой, алой, сиреневой, лазоревой кипенью знамен — вторгались в «пасы» то с юга, то с севера, сшибались, чтобы некоторое время спустя растрепанной толпой откатиться назад. Солнце, пока еще не видимое из лагеря, кидало вокруг неестественно багровый свет, и в его лучах, особицей от всего, суматошно плясали клинки…
«Средина-то не прогнулась ничуть. Вот и рассуждай о ретираде!» — отметил Петр. Он перевел трубу левее. Продольные укрепы, озаряемые бесчисленными вспышками, выглядели одной огненной чертой. Свистела картечь, усекая штурмовые роты, полукольцом вставали разрывы гранат, — крайние правые колонны шведских войск все круче отклонялись к монастырскому лесу.
— Мин херц, ради бога!.. — прозвучал вдруг рядом ломкий Алексашкин голос.
— О чем ты, упрямая твоя башка?
— Да о пехоте…
— Тьфу, заладила кума! Ты лучше вон туда глянь, повдоль большака. Что скажешь?
Меншиков нехотя повиновался, и тут же вытянул шею.
— Эва, эва! Полосует будто кинжалом… Поистине, волнорез. Брикватер!
— А-а, уловил-таки? Останься мы при одной поперечной, хлебнули б горького с соленым. Швед прыг-скок, и в ретраншементе!
— Чего ж на поле тогда не объяснил? — с обидой молвил светлейший.
— Не дурак, поймет и так! — Петр озабоченно сдвинул темные брови. — Осаживал я тебя, камрад, и правильно делал, а теперь прошу — займись той колонной самолично… Там, кажется, Росс и Шлиппенбах, волки матерые, а посему пристегивай к дивизии батальонов пять пехоты, что за лагерь выведена.
У Александра Даниловича мигом пропала вся досада.
Семь конных полков светлейшего — Ингерманландский и Санкт-Петербургский впереди — выстроились на поляне, окаймленной пестрым осинником. Драгуны — с ночи в резерве, нетерпеливо перебирали поводья, в сотый раз хватались за палаши, пробуя — не заедает ли, огорченно цокали языком.
— Перед нами-то, братцы, шаром покати. Кого атакировать собираемся? Неприятель там, у редутов. И нам бы туда…
— Ай не видел, какой кус откромсан от королевской буханки? — проворчал прапорщик Шильников. — Теперь надо прожевать.
— Отчего ж промедленье? — полюбопытствовал каптенармус Свечин, отпросившийся у майора в первую линию.
— Ждем пехоту, вот-вот подойдет.
Вдоль фронта проехал светлейший, сопутствуемый полковыми, остановился невдалеке от питерцев, и к нему подвели несколько солдат в изодранном гренадерском платье.