— Государь, правые колонны устремились на север!
— Наконец-то! Мой милый Шлиппенбах, вероятно, и сам понял, что может оказаться в дураках! — Карл помедлил. — Хотите знать, Аксель, дальнейшее развитие событий? Удар справа заставит русских отвести конницу от редутов — раз!
— Но пока…
— Произойдет именно так, или я ни черта не смыслю в военном деле… Русские будут прижаты к Ворскле — два. Они выкинут белый флаг — три!
Свита зааплодировала.
10
Меншиков ловко спешился, подал знак, и его усачи, подбегая вереницей, принялись кидать к царским ногам вражеские штандарты. «Ровнехонько десять!» Петр увидел радостную, от уха до уха, улыбку светлейшего.
— Что ж, с викторией тебя?
— С небольшенькой. Сию минуту приведут кое-кого… — Александр Данилович загадочно посмотрел на Шереметева. — Давний твой знакомый, фельдмаршал!
Тот быстро подался вперед, щеки вспыхнули сизым румянцем.
— Неужто Левенгаупт?..
— Нет, пока Шлиппенбах, и с ним тыщи полторы кирас. Кои пардон запросили.
— А остальные?
— Кто полег, в знатном числе, кто к Россу отскочил. А сей ирой в королевских шанцах укрылся! — Меншиков поиграл бровью. — Не уйдет и он. Ренцелю с Генскиным велено атакировать немедля… — Князь вспомнил о чем-то, хохотнул. — Возвращаюсь в лагерь: что такое? Сбоку еще каре ихнее, спиной к нам. Выясняю: корпус резервный… Я его тэрсь — он и лапки кверху!
На осунувшееся лицо Петра опустилась тень.
— А здесь дела… как сажа бела. Два укрепа отдали, не уступить бы всю линию, — прогудел он затрудненно и смолк: наискось горловины мчал Ушаков.
— Господин бомбардир… — адъютант замялся. — Пулей в бок ранен генерал-поручик Рен. Отнесен в беспамятстве… Команду принял Родион Христианович Боур!
Вокруг приглушенно ахнули.
— Тяжко там? — спросил Петр.
— Спасу нет. С кирасирами и рейтарами — куда ни шло. Фузилер одолевает…
Ближние в тревоге обступили Петра.
— Эва солнце-то поднялось — к семи, — а сеча не унимается. Потеряем лучшие бригады… Чего доброго. И пехота досель в ретраншементе, окромя нескольких полков. Напрет король всеми силами — угодим в западню!
— Их еще собери, силы-то. Раскидались веером… Но с конницей у редутов надо решать, вы правы. — Петр взглянул на гвардионцев. — Кто-нибудь лети к Боуру, пусть отходит к северным высотам, да чтоб они ему во фланг были, а не в хвост. Утеснится под них — беда!
— Есть!
Румянцев пришпорил коня, взяв с места в карьер, бесследно пропал в дымной кутерьме. «Оторвется ли Боур, кинется ли король вдогонку? — мелькнуло у Петра. — Кинется всенепременно. На том всю войну едет, черт прыткий!» Он посопел, оглядываясь. Шесть полков пехоты, по три с каждой стороны, укрыты за рогатками, вне укреплений. Если б швед, проткнув где-то редутную цепь, вознамерился атаковать главный лагерь, — те самые полки могли бы тотчас ответить ему… Западня? Спиной к реке стоим? А как иначе прыткого на штурм подвигнешь, особенно теперь, с утратой им двух его колонн?
Александр Румянцев, передав приказ, мчался обратно.
— Первая бригада пошла… Генерал Боур со второй и третьей. Четвертая в арьергарде! — отрапортовал он.
— А те? Те что делают?
— Наседают по всей горловине… — Румянцев поперхнулся. — Гвардия Карлуса движется в обтек, через Будищенскую дебрь!
— Ну ей до нас идти и идти. А без нее не та сила у шведа…
— Ясно-понятно, — согласился светлейший. — Только бы Родион Христианович не сплоховал…
Пыль, взбитая множеством копыт, перемешанная с пороховым дымом, катилась гигантскими волнами. Лишь по знаменам, которые изредка мелькали тут и там, да по обрывкам команд: «Равняй линию! Ступай быстрее!» — можно было угадать, где находится сейчас авангард русской кавалерии, а где — ее основные силы.
Плотная завеса поредела малость и снова начала густеть, взвиваясь высокими бурыми всплесками. Надвинулись иные шумы: беспорядочный треск фузей, звон палашей, сабель и шпаг, вскрики и стоны. Из круговерти выскакивали лошади без седоков, дико всхрапывая, уносились прочь.
— Видать, свей на хвосте висит! — взволнованно переговаривались на валах ретраншемента. — Вцепился мертвой хваткой!
— Передайте Боуру: пусть не мешкает! — велел Ментиков. — Остановить врага атакой, оторваться в единый миг!
И вот, наконец, долгожданное:
— Арьергард Боура минует укрепленный лагерь!