— Всегда вы так, чего ни коснись! — Царь остановился перед насупленным Стрешневым. — И воинский разряд сны долгие видит. Не вспомни я с Данилычем о палатках, седлах, пирамидах ружейных — доселе не почесались бы!
— Да ведь…
— Молчи! — Петр судорожно дернул шеей. — Что ни день, господа управители, то новое… Спицын, отставной капитан, крупное поместье под Новгородом имеет. Хватило б! Ан нет — воспользовался безначальем, оттягал последнее у сироты… Где ваш догляд?
Скрипнула дверь, появился Кикин, весь заснеженный.
— Доставил? — коротко спросил Петр.
— Целехонькими… насколько сие возможно.
— Проведи в токарню, тут надымленно — топор вешай, а ты, Гаврила Иваныч, господ посланников позови. Прошу со мной, сэр Витворт.
«Судя по всему, речь о сюрпризе, приготовленном гвардии сержантом!» — подумал англичанин, раскланиваясь с озадаченными коллегами. Впрочем, загадка тут же разъяснилась. Вереницей вошли солдаты, с капралом во главе, замерли у стены.
— Рекомендую, господа, страдальцы Фрауштадта, — отрывисто молвил Петр. — Остальное увидите и услышите сами. А вам, братцы, отвечать как на духу!
Посланники обступили солдат, рассматривая изувеченные — без ушей и носов — лица, лиловые, в шрамах; культи рук.
— Кто-нибудь разуйся, — вполголоса велел Петр, присев на верстак. — Ах да, нечем… Кикин, подсоби!
Валеный сапог отлетел в сторону, портянка следом, и обнажилась укороченная, словно топором стесанная ступня.
— Можете судить, господа дипломаты, о зверствах, чинимых армией короля, коего Европа почитает за второго Александра Македонского!
— Немыслимо! — воскликнул пруссак Иоганн Кайзерлинг. — Я знаю много случаев, когда монарх шведский отпускал пленных без какого-либо выкупа, на честное слово. Так было при Клиссове, так… Нет, невероятно!
— Ваше величество, — вмешался резидент голландских штатов Генрих ван дер Гульст. — Будет ли нам позволено расспросить солдат?
— Ради бога! — Петр закурил, отвернулся к окну, за которым проплывали низкие темно-свинцовые тучи.
— Скажите, капрал, может быть, злодеяние совершили не шведы, а переодетые местные разбойники?
— Никак нет, ваша милость, — ответил тот. — Чай, не первый год воюем, разбираемся… Рейтары да кирасиры, и при них Реншильд-генерал!
— Так ли? — мягко усомнился Витворт. — Вы… хорошо помните название города, где произошло сражение?
— Он самый — Фрау!
Кикин и Шафиров едва успевали переводить разговор.
— А не могло вам все это просто пригрезиться? — настаивал Витворт. — Ведь вы были ранены, и весьма серьезно?
— Рана раной, ваша милость, но мы в своем уме! — протестующе выпрямился капрал. — Врать не привыкли…
— Расскажи, каково с прочими обошлись, по Реншильдову, а стало быть, и по Карлусову повеленью! — не утерпел Петр.
— Дак…
— Не мне, а господам послам!
— Это… укладывали по двое, стопой, и острием да прямо в сердце… Одних русских, кои до последнего бились. Ляхи-то с франками и саксонцами давным-давно упрыгали прочь… — Капрал пошатнулся. — Тяжко вспоминать о бойне той, не токмо видеть… Полторы тыщи в единый мах! А покололи солдат, за казаков принялись… тех было сотен до осьми!
— Каким образом спаслись вы — четверо? — спросил Витворт.
— Кинули наземь и нас, да примчал гонец, объявил милость королевскую… И с наказом: чтоб шли домой и непременно пред царские очи предстали… Дальше смутно помнится: где-то брели, кто-то сердобольный хлеба кус выносил, а то и на ночлег устраивал…
— Ступайте, други, вот вам по червонцу от меня… Дедушка, — обратился Петр к Кикину, — распорядись отвесть их в казарму Преображенскую, подлечить, разослать в действующие и новоприборные полки.
Петр помедлил, сжимая и разжимая кулак.
— Так называемый герой Севера и не подозревает, что, замыслив устрашенье, он достиг обратного. Пусть армия знает, каковы хваленые шведские рыцари, с какой задумкой они сбираются в гости… — Царь быстро поднял голову: где-то в глубине покоев прозвучал серебристый женский смех. — Ба, уж вечер! К столу, камрады, к столу! Скоро ассамблея, дамам и девицам съезжаться: поди, окостенели, в теремах да светелках сидя… Кстати, сэр Витворт, нет ли охоты на Неву скатать? Завтра-послезавтра собираюсь… Подумай!
Новое утро застало англичан в Лефортовом дворце, перед камином, за чашкой крепкого чая.
— Наши акции растут, сэр? — произнес Гудфелло, с иронией вспоминая часы, проведенные вчера в шумных царских палатах.
— Относительно. Русские ничего не делают даром…