— Да, упрямства им не занимать, при всей своей разболтанности и лени. И если царь Петр, — по-гречески «камень», — выполнит хотя бы пятую часть задуманного, боюсь, шведам придется туго!
— Только ли им, эсквайр? — с неожиданной досадой сказал Витворт. — Сильная Россия — самое страшное, что может быть на свете… В ее руках две трети первоклассного мачтового леса, пеньки, ворвани, рудных богатств. Разумеется, все это пока под спудом, не употреблено или почти не употреблено в дело, но что произойдет через несколько десятилетий? Великобритании и Голландии есть о чем задуматься, особенно с выходом русских к Балтийскому морю!
Чашка в руке Гудфелло дрогнула.
— Кажется, русские готовы дать уверения в том, что никогда не заведут в тех водах крупных военно-морских сил…
— Ну, соблазн перечеркнуть слово будет слишком велик для них, если они вступят в полное обладание Финским заливом. — Витворт медленно пригладил рыжеватые баки. — Гм, вы упомянули о военном флоте. Куда опаснее — торговый… Но успокоитесь, до этого не дойдет! Я не могу назвать какое-либо условие, способное удовлетворить и русского царя, и шведского короля. Один полон решимости удержать Ингрию, — правда, с оговорками, — другой вряд ли позволит ему обосноваться на побережье и тем самым поставить под удар интересы предприимчивой шведской торговли… Следовательно, война только начинается!
— А перевес, достигнутый русскими в Эстляндии и Лифляндии? — заметил Гудфелло.
— Иллюзия! Продвинулись далеко, но — как вы сами говорили — опасаются грозных последствий, несмотря на кажущуюся твердость. Успехи, одержанные ими, я полностью отношу за счет необдуманных действий Карла XII. Стоит ему направить войска на восток, и… Впрочем, этот час, кажется, наступает! — веско добавил Витворт.
Брови генерального консула поползли вверх.
— Есть… сведения?
— Да, эсквайр. Шведы внезапно покинули бивуаки под Варшавой и двинулись к прусской границе.
— Ход конем? А что же сэр Питер?
— Спокоен, ровен, едет в Петербург, откуда собирается на Олонец.
— Бедный царь… — посочувствовал Гудфелло и торопливо перекинулся на другое. — В любом случае нам следует принять меры, чтобы линия Полоцк-Орша-Могилев не досталась ни викингам, ни русским, иначе они могут захватить в свои руки абсолютно всю торговлю пенькой!
3
Над Гродно вставал солнечно-студеный день. Снег, выпавший накануне, одел пухом деревья, дома и костелы, посеребрил высокие шпили замковых башен, привольно улегся по окоему, и тем отчетливее проступало невдалеке темно-стальное, на версты свободное ото льда неманское русло. Единственная дорога с левобережья вела через мост, укрепленный новыми верками; вились дымки фитилей, гулко вышагивала солдатская смена, и один ее вид настраивал на беззаботное веселье.
Перед замком кипела нарядная толпа. Подбоченясь, гарцевали шляхтичи гетмана Огинского, герои недавнего броска к Висле, с ними соперничали выправкой дрезденские лейб-гусары и меншиковские именные шквадронцы. «О, круль Август, о, граф Александр, — томно вздыхали паненки. — У этих великолепных мужчин и жолнеры как на подбор… О, какие красавцы, Езус-Мария!»
Близкий конский топот заставил многих оглянуться — от моста скакал всадник, суча плетью; лошадь всхрапывала, роняла с губ розоватую пену.
— Невольно, пся крев, невольно![2] — гаркнул кто-то пышноусый, едва не угодив под копыта.
Всадник будто не слышал. Он миновал чугунные, фигурного литья ворота, спешился, расталкивая встречных, загрохотал сапожищами наверх.
Митька Онуфриев, — это был он, — влетел в залу, ослепленный блеском хрустальных люстр, попятился. «Живут баре, в ус не дуют!» — мелькнуло шальное. Какой-то надуто-важный человек с булавой в руке возник перед ним, осведомился:
— Вас заген зи?[3]
— Не вас, господин хороший. Мне б генерала… Наисрочно!
— О, майн гот![4] — как бы в изнеможении закатил глаза человек. — Насат, ферштейн? Шнель, шнель, бистро!
Они еще спорили, — всяк на свой лад, — когда растворилась дубовая дверь и, одетый в прогулочный костюм, вышел Август Сильный под руку с Меншиковым. Король, огромный, вальяжный, белолицый мужчина, спрашивал о чем-то, — генерал от кавалерии отрицательно мотал головой.
Меншиков заметил нижегородца, построжал:
— Кто таков?
— Драгун Санкт-Петербургского полку, ваше…
— Порядка не ведаешь? Мало учен? — Меншиков досадливо покусал губы. — Крупу, что ли, привезли? Про то первокомандующему рапортуй, он рад-радешенек будет… Вот, ваше величество, полюбуйтесь, до какого градуса кавалерия низведена. Через одного в фуражирах! — И Митьке: — Ступай прочь!