— Больно? — спросил Петр. — Смочи водицей, опадет! — и засмеялся коротко, и вскипел тут же. — Ду-у-у-ура, о твоей физиогномии забочусь, пойми!
Разговор потек на полутонах, более или менее ровно.
— Карлус-то как смерч пал, теперь его не скоро успокоишь!
— Ох, и злопамятен… За Нарву, за Орешек, за крепости лифляндские готов глотку перервать!
— Есть и другое, не самое последнее, — заметил Петр, облокотясь о стол. — Думаешь, идет просто король свеев? Нет!.. Член германского имперского союза идет, вот в чем гвоздь! Испокон веку стопы сюда правят, с герцога Биргера, с меченосцев!
— Они ль одни… Порой кажется, мин херц, вся Европа супротив нас промышляет.
— Доселе почитают хужей собак, знаю. Даже самые сладкоголосые!
— Ага, и кругом, понимаешь, виновата русская сторона! — подхватил Меншиков.
Петр посмотрел искоса.
— Вы б еще не подливали масла в огонь… — и упавшим голосом добавил: — Боюсь, прихлопнет свей гродненскую армию, останемся голенькими, без ничего…
Меншиков торопливо подался к медному шандалу, обдергал пальцами фитильный нагар.
— А Витворт… каково поживает? — подкинул он хитрый вопросец, надеясь отвлечь Петра от свинцово-тяжких дум.
— Вьет кольца, то да се, а посредничество тпру стой… — Петр усмехнулся горько. — Чаял, хоть с островов добрые ветры подуют. Ветры есть, но в лоб или сбоку!
— Эх, моя б воля…
— То-то и оно, — отозвался Петр. — Посланникам чрезвычайным голов не рубят, в оковы их не берут — только жалуют.
— Пожаловал бы я ему… осиновый кол. Особливо за ту проделку с табашными мастерскими!
— Авось еще сгодится… русскую плененную армию из Карлусовых лап вызволять… Доигрались, дьяволы! — Петр скрипнул зубами. — Утром снаряжайся в путь. Куда? Откуда прибег. Бери невцев, именной шквадрон, умри, а пробейся в крепость. Но в ней не засиживаться. Выступить, чуть вскроется река, в ночь, тайно. Легкие стволы с собой, а мортиры… — Он покривился. — Мортиры под лед. Отходи той стороной Немана, строго на зюйд, и не мешкай — Карлус непременно вслед кинется!
— Нам то́ и надо — грозу отвесть.
— Во-во, а я о второй линии подумаю. — Петр встал, утомленно потянулся. — Чай, рассвет скоро. Переоденься, и за стол.
Уйдя через боковую дверь, Меншиков успел живенько сменить серое искровененное платье на еще более нарядное венгерское, со шнурами, притер пудрой лицо, появился среди свиты, сияя ослепительной улыбкой.
— Войско невесть где, а вот гардеро-о-обец… — долетело до Петра ядовитое кикинское шипение.
6
Ближние бояре, покинув первопрестольную с ее уютными палатами, не могли угнаться за царем. Его переезды совершались так молниеносно и задержки были столь кратковременны, что министры ухватывали только остывший след.
В смоленской фортеции, — и не где-нибудь, а посреди моста через Днепр, — их встретил Гаврила Головкин. Очи запали глубоко, светлое, мягкой красы лицо поросло щетиной, голос охрип.
— Не знаю, что и присоветовать, Федор Юрьич. В воскресенье нагрянул, осмотрел город и — в Оршу. Куда оттуда — вопрос… И угостить не могу, беда моя. Велено лечь костьми, а учинить кронверк с фланками, по сю сторону — бруствер; при башнях, кои к реке, — зелейные погреба. Вот, согласно именному рисунку! А тут рекрутство течет струей. Привел новые тыщи Семен Мельницкий, за ним — чех Везник, Эгерский герой, — ну который османам дал прикурить! — на подходе артиллерия. Размести, обогрей, в дело устреми… Мочи нет!
Князь-кесарь Ромодановский тяжело переступил с ноги на ногу, насупив пегие брови, мрачно молвил:
— Орша так Орша. Бывай здоров, герр вице-президент.
Снова ехали по заметенной дороге, сквозь колкий мрак, сопутствуемые волчьим воем, и мысли сами собой повертывались к не столь уж далекому шведу. «А ну, высигнет стая рейтар, а ну, сотворит укорот… Господи, помилуй нас, грешных! Где чертова Орша, скоро ли?»
Увы, не порадовал и Оршанский замок, вынырнув седыми кровлями на утренней рани.
— Был, точно, весь понедельник! — отрапортовал полковник Сергеев, вызванный с поля, от новобранских толп. — Третьего дня отбыл в Минск, до авангардии конной.
— Что ж нам теперь делать? — пробормотал адмиралтеец Апраксин. — Ты говоришь — Минск… А вдруг и там его нет?
Сергеев стукнул себя по лбу, зашарил в карманах.
— Совсем упустил… Вот — цидула, вам адресованная.
— Отчего молчал? — вспыхнул гневом князь-кесарь. — Шутки шутить изволишь, кавалерист?
— Вторая линия разум отняла, — оправдывался тот. — Выковать или — в петлю головой, середки не дано… Ох, и туго было поперву. Неплюевские стрельцы с казаками, два-три драгунских полка, именные — вот и весь как есть заслон. Теперь чуть посвободнее, оперяемся мало-помалу. Подоспел третий Преображенский батальон, собрались подранки и хворые, кое-какая конница. Разбавляем рекрутами, получаются реденькие, но роты… А к Витебску, слышно, Боур идет, с митавским гарнизоном.