«Почему — прощай?» — тоскливо думал Аркадий, растерянно стоя на тротуаре. Обида вползала в его сердце. Колебания, которые он испытывал последнее время, сегодня уперлись в груди острым ножом — шагнуть вперед и порезаться, либо пойти на сделку с совестью, подружиться с ложью.
Аркадий не заметил, как добрался до дома, медленно поднялся по лестнице, чувствуя себя несчастным человеком.
Мать встретила его неожиданным вопросом:
— Где ты шатаешься? Отец тебя ждал.
Аркадий виновато посмотрел на мать. Людмила Андреевна осеклась, переменила тон.
— Что с тобой?
— Папа дома? — спросил Аркадий, не ответив на вопрос матери.
— Нету, — и добавила со вздохом: — Опять ушел на работу. Он вроде бы заболел, лежал вот, мучился сердцем. Слабеет он, сынок, слабеет. Умывайся. Может, ванну примешь? Вода еще теплая.
Мать ушла на кухню. Аркадий бросил взгляд на разбросанные по письменному столику бумаги. Паспорт велосипеда лежал отдельно раскрытым.
— Кто это рылся, мама?
— О чем ты? — откликнулась мать с кухни.
— Да вот, паспорт велосипеда...
— Отец интересовался, откуда у тебя черный велосипед, — ответила как можно спокойнее Людмила Андреевна.
— А-а-а, — протянул Аркадий. И сразу пришло желание бежать к отцу, уткнуться в ласковые ладони, рассказать о своей обиде и беде.
XXIII
В кабинете Белова шло совещание, когда неожиданно вошел начальник угрозыска министерства подполковник Барабанов. Белов вскочил первым, вытянулся по-военному. Его примеру последовали присутствующие.
— Здравствуйте, товарищи, — ответил подполковник и сразу же спросил у Белова: — Вы уже кончили, товарищ капитан?
— Да, почти, — ответил Белов.
— Мне надо с вами поговорить.
Капитан кивнул головой и сказал присутствующим:
— На этом закончим, товарищи.
Кабинет быстро опустел. Барабанов сел в кресло у стола, закурил трубку.
— Слушаю вас, Василий Харитонович, — сказал капитан, присаживаясь в кресло напротив.
— Вот какое дело, Арсентий Сергеевич: велосипед, брошенный хулиганами, принадлежит сыну Варламова.
Белов, поразившись сообщению, крякнул, поежился. Барабанов продолжил:
— Следствие по делу Бушмакина, таким образом, надо начинать сызнова да ладом.
Белов, пытаясь понять ход мыслей подполковника, не торопился высказываться. Ему все более становилось ясным, почему Варламов затягивал дело, бросался в сторону по другим следам, занимался второстепенными случаями, наводил тень на плетень. Чтобы подполковник не счел поспешным его решение, спросил не сразу:
— Что же, Варламова придется отстранить от ведения следствия, коль сын его...
Барабанов пыхнул дымом, уклончиво ответил:
— Возможно.
— Так, значит, он не зря... Сердце мое, Василий Харитонович, чуяло неладное, не зря я к вам с жалобой приходил. На пенсию ему теперь выскочить самое подходящее, лучшего не придумаешь.
— Он отказался уходить на пенсию, — вставил Барабанов. — Заявил, что не уйдет до тех пор, пока не доведет до конца дела Бушмакина и Ермаковой.
— Вот! — возрадовался Белов, поняв, что может обвинить Варламова в другом. — Понятно теперь. Все ясно. Он хочет спасти сына. Будет тянуть, запутывать расследование, завалит главное второстепенным, спрячет следы сына, а затем...
Барабанов, глядя на Белова с легкой усмешкой, жестом остановил его:
— Варламов сейчас находится у министра: он сам доложил о случайном обнаружении следов причастности своего сына к преступлению.
Капитан был сражен вторично. Родившаяся мгновение назад ясная и крепкая уверенность, что он может обвинять Варламова в затягивании дела, — исчезла. Белов почувствовал, что он не понимает не только Варламова, но и сидящего напротив Барабанова. Чего же хочет подполковник? Друг он Белову или не друг? Тогда зачем пришел прямо в райотделение, выложил свежие новости? Правда, выложил не сразу, заставил Белова раскрыться, поставил в положение дурака и завистника. Капитан решил больше не высказывать своих соображений. А то, чего доброго, плюхнешься в лужу на глазах начальства.
Пауза затянулась. Барабанов докурил трубку, выбил пепел в гулкую пластмассовую пепельницу.
— Вот так. Кроме министра, меня и тебя, капитан Белов, никто четвертый пока не знает о том, что доложил Варламов. И не должен знать.
— Понятно, — сдавленно выдохнул Белов и опять смолк, ожидая новых слов подполковника.