— Блядь.
Я бью стену. Мой кулак легко проходит сквозь гипсокартон. Но боль не сравнится с моим гневом. Я не решаюсь вернуться внутрь. Мне нужны все силы, чтобы удержаться на месте, пока внутри меня бушует внутренняя борьба. Я хочу вернуться и заставить Пейдж образумиться, даже если это будет происходить лицом к пистолету. Мне было бы все равно, если в итоге получу пулю, лишь бы она выслушала. Сейчас Пейдж видит только предательство, и, возможно, именно это я и сделал. Я действительно предал ее, но при этом никогда не хотел причинять ей боль. Она открылась мне и рассказала все свои секреты. Но я по-прежнему прятал свои, потому что боялся того, что именно она подумает, когда узнает.
Я работал в организации ее отца в течение многих лет, и я был в контакте с ним в течение последних пяти лет. Я скармливал ему чушь, чтобы следить за ним. Я пытался получить информацию о нем для моего куратора. Я работал под прикрытием, выкапывая компромат на Александра Оуэнса. Чтобы остановить его, а также всю его деятельность.
Он торгует оружием и наркотиками в подполье Нью-Йорка, используя свои компании в качестве прикрытия. У меня уже давно было достаточно информации, чтобы уничтожить его, но речь шла не только о нем, а о чем-то большем. Но потом в мою жизнь вошла Пейдж. Она подвергла меня в ступор, и я не знал, что делать. Меня раздирало на части на протяжении многих лет. Это компромисс, к которому я еще не пришел.
Все стало очевидно, когда я смотрел в дуло пистолета, который держала женщина, которую я люблю больше всего на свете. Я точно знаю, что мне нужно делать. На ее лице было столько боли. Она думала, что еще один мужчина в ее жизни подвел ее, и я никогда не хотел для нее этого. Я сделаю все, чтобы убрать это выражение с ее лица.
Раздает звук прибытия лифта, и я поворачиваюсь. Из кабины выходит Мэллори, на ее лице ясно читается паника. Когда она видит меня, выражение ее лица становится гневным, и она направляется прямо ко мне. Когда она поднимает кулак и замахивается на меня, я не пытаюсь его блокировать. Я даже позволяю своей голове дернуться от удара, давая ей удовлетворение, которое она искала. Кулак попадает в уголок губы, и я чувствую вкус крови.
— Чертов мудак! — кричит она. Входная дверь Пейдж распахивается. — Почему, черт возьми, ты никогда не говорила, что бить больно? — кричит Мэллори, но я смотрю на Пейдж. Она все еще держит пистолет, опустив его, ее лицо красное и покрыто пятнами, щеки мокрые от слез.
Я делаю шаг к ней, но ее взгляд останавливает меня. Это не гнев. Теперь это боль. Глубокая, выворачивающая внутренности боль, которая почти ставит меня на колени. И это сделал я.
— Двигайся, говнюк.
Мэллори толкает меня, и я отступаю в сторону, позволяя ей добраться до Пейдж. Она заключает ее в объятия, и глаза Пейдж закрываются. Она ищет утешение у своей подруги. Не у меня. Это я должен был утешать ее. Не разрывать на части.
Мэллори отстраняется и заталкивает Пейдж обратно в квартиру.
— Убирайся, — рычит на меня Мэллори, а потом захлопывает дверь, оставляя одного в коридоре.
Это закончится сегодня вечером. Я спускаюсь по лестнице в свою квартиру и иду к сейфу. Достав все, что нужно, я подхожу к компьютеру и связываюсь с другим оперативником. Тем, кому я могу доверять, который никогда не скажет ни слова о том, что я собираюсь сделать. Он должен мне, однажды я спас его сестру и держал рот на замке.
Теперь услуга нужна мне. К черту все остальное. Нахуй эту работу. Происходящее уже давно перестало быть связано с работой. Все, что я делал, всегда ставило Пейдж на первое место, возможно, мне следовало убрать Александра раньше. Я не был уверен, что она действительно хотела этого, пока они не встретились лицом к лицу несколько недель назад. Ужас в ее глазах был настоящим. Он был чудовищем, которое преследовало ее во сне, и только его смерть могла принести ей внутренний мир.
Когда я держал ее в своих объятиях, а она плакала и рассказывала, что случилось с ее матерью, я понял, чего она действительно желала. Я собираюсь дать ей это. Я бы сделал это много лет назад, если бы знал. Теперь знаю. Я покажу ей, что сделаю для нее все. Даже если после этого она меня не захочет. Даже если все взорвется у меня перед носом, у Пейдж будет душевное спокойствие.
Убрав оружие, я достаю телефон и бросаю его на кровать, не желая, чтобы меня выследили.
Я оглядываю свою спальню, гадая, что бы подумала Пейдж. Она покрывает каждый сантиметр пространства. Это часть моего грязного секрета, моей одержимости ею. Сотни фотографий, который я собрал за эти годы, заменяют обои.
Может мне и следует быть смущенным, но это не так. Это безумие? Да. Но это то, что есть. Она питала мою жизнь в течение последних пяти лет. Она была для меня всем, и я собираюсь показать ей, что всегда буду делать для нее то, что нужно, и, может быть, в конце концов, она будет моей.
ГЛАВА 25
Пейдж
Мэллори обнимает меня, крепко прижимая к себе, пока я плачу у нее на плече. Она позволяет мне выпустить боль, пока не остается слез. Я хочу прижать ее к себе и одновременно оттолкнуть. Не хочу, чтобы меня трогали, но чувствую, что разваливаюсь на части. Мой мир ускользает от меня.
Может быть, это расплата за то, что я сделала. Я забыла о своей матери и попыталась сделать что-нибудь для себя. Все это привело к тому, что все вокруг меня рушится. Не все сразу, но по кусочкам, пока ничего не остается. Такое чувство, что внутри меня нет жизни, только пустота. Я остаюсь с пустым сердцем и дырой в груди.
— Что случилось? — спрашивает Мэл, отстраняясь и глядя на меня.
Смотрит на пистолет в моей руке, и на мгновение ее глаза округляются, но она быстро скрывает свою реакцию.
— Капитан. — Я качаю головой. — Райан, — тут же исправляюсь, не желая использовать глупое имя, которое мы ему дали. — Он работает на моего отца. — Последние слова буквально отрываются от меня. Будто я им не верю. Будто они не могут быть правдой.
— Нет.— Мэл качает головой, отрицая это, как и я.
Я отворачиваюсь от нее, крепче сжимая пистолет. Не уверена, что смогу использовать его. Я сама себя шокировала, когда выстрелила в стену. Я на самом деле нажала на курок. Почему это хуже, чем потерять маму? Потому что я эгоистка. Это все, кем я была последние несколько недель.