Он сверкнул глазами.
— Все хорошо, — ответил он и крепко прижал ее к себе.
Палома почувствовала, что он волнуется. Его сильные руки тяжело легли на ее плечи. С минуту она стояла неподвижно. Спокойствие быстро возвращалось к ней. Но потом она отстранила Джона и спросила:
— Что случилось? Я чуть с ума не сошла!
— Мы их взяли, — коротко ответил Джон.
— Благодаря тебе, — сухо добавил один из мужчин. — Но больше никогда не делай этого. Когда я повернул за угол и увидел тебя, со мною чуть инфаркт не случился.
Палома воскликнула:
— Что?!
Джон пожал плечами.
— Я лишил их возможности удрать, только и всего.
— Но зачем так рисковать?
Джон быстро взглянул на собеседника и затем хрипло произнес:
— Они застрелили Дикси и еще одну собаку. Смеялись над их трупами, стреляли в Сэма.
— Понимаю, — сказала она. И это было правдой.
Палома не удивилась, когда, проводив полицейских, Джон отправился на место стычки забрать тела собак. К этому времени вернулась Марта. Ей хотелось узнать подробности, но Палома, рассказав ей о происшествии лишь в общих чертах, поспешила уединиться. Она ушла подальше от дома, к бассейну, где села и, обхватив себя руками, попыталась унять дрожь.
За эти часы она многое поняла. Жизнь одна. В это утро Джона могли убить, застрелить, как Дикси и Джока. Как сообщил ей Крис, хотя браконьер целился в Джона, пуля прошла мимо. А если бы нет, тогда она горевала бы по нему всю оставшуюся жизнь. Смерть — вот настоящий конец всему. Сейчас она не хочет выходить за него замуж, но он все равно останется в ее жизни. Теперь она поняла, что лучше быть для него последним человеком, чем никогда больше не увидеть его.
Рев мотора вновь привлек ее внимание. Палома побежала к гаражу. Джон разыскал собак.
— Джок жив, — сказал он. — Ранен, но это ерунда.
— А Дикси?
В ответ он покачал головой, и Палома заплакала.
— Не надо так расстраиваться, — попытался утешить ее Джон. — Она умерла сразу. К тому же Дикси достаточно пожила на свете. А этот поправится и будет здоровее прежнего.
Тем временем Джок зализывал рану розовым языком. Глядя на красивые пальцы Джона, теребящие черное ухо пса, Палома понемногу успокаивалась.
— Ты бледная, как полотно. Обедала? Нет? Попроси Марту, пусть приготовит тебе что-нибудь. И обязательно выпей сладкого чая. А я отвезу Джока к ветеринару и похороню Дикси, пока девочки не вернулись.
— Может быть, им стоит поприсутствовать на похоронах?
— Нет, похорон с них уже достаточно, — процедил Джон сквозь зубы.
Но девочки вернулись раньше Джона, и Палома сама рассказала им о смерти Дикси, стараясь сделать это как можно деликатнее. Лавиния разрыдалась у нее на плече. Виола лишь сильно побледнела, но сдержалась, хоть глаза ее наполнились слезами. Палома обняла ее свободной рукой и крепко прижала к себе.
— Дикси была очень храброй собакой, — сказала она с пафосом.
Лав громко всхлипнула, и тут по щекам Виолы тоже потекли слезы. Когда Джон вернулся, глаза у всех троих покраснели. Палома рассказала девочкам о происшествии, не упомянув, однако, о пуле, чуть не лишившей жизни их отца.
Джон был очень нежен с дочерьми, но строго посмотрел на Палому, когда девочки захотели попрощаться с Дикси.
— Если вы так хотите, — сказал он, скрывая свое недовольство.
Они похоронили собаку под яблоней, и девочки прочитали придуманную ими молитву. Глаза Паломы странно поблескивали: если бы она утаила от дочек смерть их любимого пса, то уберегла бы их от этого горя. Но быть может, страдание тоже полезно людям. Когда все, не исключая и Марты, пропели «Все вокруг светло и прекрасно», Лав уже улыбалась, и Виола, казалось, успокоилась. По дороге домой она взяла отца за руку и тихо сказала:
— Папа, давай заведем щенка?
Джон встретился взглядом с Паломой. Его глаза были холодными и непроницаемыми, ее — словно извинялись. Сжимая маленькую ладошку дочки, он сказал:
— Конечно, давай. Но не сейчас, милая. Нужно немного подождать.
Следующие три дня были на редкость спокойными. Проводя длинные, неторопливые дни в ожидании Джона, Палома решила, что если он еще раз предложит ей замужество, она согласится. Но она сама ни о чем его не спрашивала. Все свое время она посвятила дочерям, узнавая без устали, что они любят, а что — нет и открывая в них свои черты. Виола была очень похожа на нее, а Лавиния пошла в Патерсонов.
Девочки постепенно привыкали к ней. Однажды в «Голубиный холм» приехала погостить Констанция Браун. После ее отъезда Лавиния радостно заметила:
— Ну вот, все опять как при маме. Гости в доме.