— Над чем смеяться? Разве может нормальная женщина смеяться над мужчиной, любимым ею на протяжении стольких лет и признающимся ей в любви? Как ты думаешь, почему я вышла за тебя замуж?
Палома заплакала, слова ее пробивались сквозь рыдания.
— Милая, — сказал Джон голосом, какого она еще до сих пор не слышала, — милая, не надо, пожалуйста, не надо. Я не вынесу твоих слез…
Его руки, обнявшие плачущую женщину, были теплыми, сильными и нежными, и Палома уткнулась лицом в его грудь.
— Моя хорошая, моя родная, я не знал, что ты любишь меня. Как я мог надеяться на это? Думал, что ты вышла за меня ради детей.
— Неужели ты не замечал, что я вся вспыхиваю, когда приближаюсь к тебе?
— Да откуда мне знать, — просто ответил Джон. — Ты молодая темпераментная женщина и…
— Не говори этого!
Джон поднял ее на руки, отнес к кровати и сел на край, крепко обнимая ее. И это объятие говорило лучше всяких слов: отныне он никуда не отпустит свою жену.
— Я хочу, чтобы ты знал, — сказала Палома, немного отстранив его. — Я спала с другим мужчиной, и, хотя мне казалось, что я любила его, у нас совсем не было…
Глаза Джона сузились.
— Мне не очень приятно знать о том, что ты спала с кем-то еще, кроме меня, но я смогу это пережить. Я убеждал себя, что нужно смириться с тем, что тебя окружали любовники. — Джон остановился и затем продолжил: — Я принимаю все. Когда-нибудь ты расскажешь мне, почему твое имя так часто стояло рядом с именами других мужчин. Возможно, это слишком, но все же я хочу полностью владеть душой и телом своей женщины.
— Только с одним мужчиной, — повторила Палома, едва шевеля губами.
Палома находилась в кольце его рук, ощущая щекой его дыхание. Никогда еще он не был с ней так необыкновенно нежен, даже в постели.
— Я постараюсь справиться с собой, — проговорил Джон.
— Меня это устраивает, — ответила Палома с улыбкой на губах.
Анна планировала своим письмом разлучить их, продолжая распоряжаться людьми даже из могилы. Но переборов зародившуюся ненависть к кузине, Палома все же постаралась понять и простить ее.
— Я не могу поверить, что ты любишь меня, — прошептала она.
— Неужели это так трудно? Ты вернула мир моей душе, теперь я снова могу смеяться, мне интересно жить. Ты веришь?
Палома взглянула в глаза, которые больше не были холодными и непроницаемыми, как кристаллы.
— О, Джон, я вынуждена верить тебе, потому что просто не смогу жить, если ты лжешь.
— Клянусь, что больше ни разу в жизни не солгу тебе, — сказал он низким, глубоким голосом, полным любви, и принялся ее целовать.
Поздно ночью, когда дети уже спали, Палома и Джон сидели возле камина. Взгляд ее упал на фотографию улыбающейся Анны. Бессознательно она крепче прижалась к Джону.
— Ты можешь избавиться от нее, — сказал он.
— Нет. Она больше не властна надо мной. Я просто подумала, как мало знала ее.
— Никто из нас не знал ее. Она тратила много сил, чтобы быть такой, какой ее видели окружающие. Анна тщательно следила за собой, чтобы слыть отличной женой известного человека. Она пыталась достичь планки, слишком высоко поставленной ею самой. Но порою сквозь ее знаменитое очарование проглядывало ее истинное лицо.
— Она, должно быть, ненавидела себя, — сказала задумчиво Палома.
— Да, мне кажется, временами это было так. Особенно из-за того, что не могла родить детей. Врачи не смогли определить причину ее бесплодия. Я пытался убедить ее, что люблю ее все равно. Но одной моей любви ей оказалось недостаточно. Порою мне казалось, что она вышла за меня замуж, потому что увидела во мне прообраз совершенного мужа из той идеальной жизни, которую себе нарисовала.
— Бедная Анна, — вздохнула Палома.
— Когда ты забеременела, она, наверное, уверилась, что ее планы увенчаются успехом. — В голосе Джона было столько боли, что сомнений больше не оставалось: он совершенно искренен. Теперь Палома уже верила ему.
— Что Анна сообщила тебе, когда на следующий день вернулась от Гарднеров?
— Что, должно быть, служащий гостиницы не передал мне ее записку, а когда узнала, что ты уехала домой, то сказала, что ей очень жаль, но, возможно, это и к лучшему.
Палома спрятала лицо у него на груди.
— Думаю, она все-таки любила меня.
— Да, насколько могла любить вообще.
— И ты ее очень любил, — осторожно сказала Палома.
— Да, я ее любил, но не так, как тебя. Когда мы поженились, мне исполнился только двадцать один год, ей — на пару лет больше, и я всегда чувствовал разницу в возрасте. Теперь я уже не так молод, и мои чувства к тебе — это чувства зрелого человека. Я люблю тебя всем, что во мне есть. И не в силах выразить словами, сколько нежности в моем сердце. Только живя с тобой, каждый день доказывая, как ты нужна мне… я заставлю тебя мне поверить!