Совсем юная девушка, неподвижно глядя в объектив, застыла перед камерой с двумя малютками на руках. Это были две девочки, одна старше другой всего на тридцать минут, но даже и тогда было заметно, что они разные. Палома дала им имена: Виктория и Кристина.
Новорожденные крошки спали, когда их мать на цыпочках прокралась в детскую и вынесла, чтобы сфотографировать. Глаза Паломы на снимке слишком блестели — она изо всех сил боролась со слезами. На следующий день она покинула родильный дом, а вскоре одна семейная пара, удочерившая малышек, забрала их к себе.
Как бы она тогда отнеслась к этому, если бы знала, что семейной парой были Анна, которую она любила до самозабвения, и Джон, который похитил ее сердце.
Но она этого не знала. И хорошо, что не знала. Это было бы слишком. Паломе, самой еще почти девочке, было бы не под силу справиться со всем этим.
Фотография слегка поблекла, но в памяти Паломы все было свежо и ярко — ее малютки, смешанный запах молока и детской присыпки, исходивший от них. Она разбередила старую рану, которая терзала ее много лет. Она ничего, ничего не забыла.
Отгоняя мысли о предательском поцелуе — злобном проявлении ненависти Джона, которую он не сдержал, она набрала номер телефона частного детектива.
Ник даже присвистнул, когда узнал о встрече Джона и Паломы.
— Я же предупреждал, не надо было ему сообщать заранее. Людям, чьим детям что-то угрожает, даже если опасность преувеличена, доверять нельзя. У вас есть какие-нибудь мысли по поводу нашего дела?
— Да. Вы можете продиктовать мне имя и адрес адвоката, помните, того, которого вы мне рекомендовали? Специалиста по вопросам семьи и брака?
— Да.
Ник не стал повторять прежних предостережении, но его клиентка разгадала их в коротком ответе.
Записав нужные сведения, Палома попрощалась и повесила трубку. Она рассеянно огляделась вокруг. Номер, в котором она жила, был маленький, почти убогий, со скромной обстановкой. Внезапно она поняла, как устала от неравного поединка с Джоном.
Придя в себя через некоторое время, Палома вышла из номера. По дороге она зашла в цветочный магазин, где продавщица подобрала для нее букет, и отправилась на кладбище.
Это кладбище служило городу верой и правдой уже более ста лет. Женщина шла по лужайке со скошенной травой, собранной в кучи под огромными старыми деревьями.
Надгробный камень на могиле Анны был строгим и простым. Палома с глазами, полными слез, прочитала, что под ним лежит горячо любимая жена Джона, тридцати семи лет. Наклонившись, она положила на могилу свой букет, смешавшийся с уже лежавшими там цветами. Смерть так бескомпромиссна и несправедлива, когда уносит молодых и любимых.
Внезапно почувствовав чей-то взгляд, Палома обернулась и только тут увидела сквозь слезы высокую фигуру мужчины, сделавшего Анну счастливой. Дьявол! Угораздило же его явиться сюда именно сейчас!
С гордо поднятой головой она подождала его около могилы. Он увидел следы переживаний на лице Паломы, но ей не было стыдно. Лицо Джона избороздили резкие морщины горя.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Я принесла цветы, — просто ответила она. Он прикрыл глаза, как будто Палома не могла ранить его сильнее. С ноткой горечи в голосе она закончила: — Я любила ее, Джон.
— Да, я знаю, — с тяжелым вздохом произнес он, глядя на свежий букетик цветов: синие васильки и алые брызги гвоздик среди белой пены гипсофилы.
— Она была так добра ко мне, — тихо продолжила Палома.
Джон отвернулся, но она успела заметить вспышку неприкрытого отчаяния в его светлых глазах. Охваченная состраданием, она дотронулась до руки стоящего рядом мужчины. Рукава его рубашки были закатаны, и тонкие пальцы Паломы казались особенно хрупкими на фоне его внушительного предплечья. Тепло его кожи словно обожгло Палому. Что-то шевельнулось внутри. Этот человек имел необычайную власть над ней. Отдернув руку, она инстинктивно поднесла ее к губам и поспешно возобновила разговор:
— Анна учила меня, как одеваться, как вести себя, чтобы не казаться странной окружающим. Я любила читать, и книги уводили меня от действительности. Хотя и случайно, но она сыграла роль в выборе мною карьеры. Если бы не повезла меня в канун Рождества к Кливу покупать одежду, то он не порекомендовал бы мне поучаствовать в конкурсе моделей. И мне пришлось бы повторить жизнь моей матери — серую и однообразную. Анна дала мне все и сделала это поразительно просто и доброжелательно. С ней я никогда не чувствовала себя ничтожеством.