– Пригнись, – сказал себе Рикки и исчез: он побежал, пригибаясь и чувствуя себя солдатом, который бежит вдоль окопа, а вокруг летают снаряды. Вполне похоже на правду.
– Вон он! – заорал какой-то рабочий, но его голос раздался где-то далеко, и Рикки понял, что парень ошибся, и белые окружают кого-то другого. Пройдет секунд десять или двадцать, пока они поймут, что это не индеец.
Когда между ним и преследователями уже было десять грузовиков, Рикки наконец выпрямился в полный рост, чтобы убедиться, что вместо него не достанется тому парню из племени дакота.
– Я прямо здесь, – не слишком громко крикнул Рикки бурильщикам, потом повернулся, миновал последний ряд грузовиков и спустился к узкой полосе асфальтобетона, которая протянулась между автостоянкой бара и обширным пространством замерзших лугов.
Значит, ему предстоит ночная пешая прогулка. И ночь игры в прятки с каждой парой фар. Холодная ночь. Хорошо, что ты индеец, сказал он себе, втягивая в себя воздух и с трудом застегивая молнию на куртке. Индейцы не боятся холода.
Он хрюкнул, изображая смех, и не оглядываясь, одним прыжком перепрыгнул через полосу, обожженной рукой уперся в обочину и ступил на выцветший асфальт, и в тот самый момент рядом с его сапогом разлетелась на осколки бутылка.
Он вздрогнул, отпрянул в сторону, оглянулся на множество теней, состоящих из рук, ног и голов с короткими стрижками, перемахивающих через грузовики.
Они его видели, различали его индейский силуэт на фоне светлой, замерзшей травы.
Он зашипел, с отчаянием резко выдохнув сквозь зубы, качнул головой из стороны в сторону и прыгнул на обочину, не сгибая колени, чтобы проверить, насколько хватит их упорства. Им сегодня так сильно хочется догнать индейца, что они готовы бежать в открытую прерию в ноябре, или им достаточно просто прогнать его прочь?
Не доверяя асфальту и льду на противоположной обочине, Рикки скользнул по ней, и когда каблуки его сапог коснулись травы, он едва удержался на ногах, а потом превратил падение в бег с наклоном вперед. Да он бы и упал, если бы не врезался животом в верхнюю проволоку на ограде. Он легко перескочил через ограду, проволока оторвалась от креплений на столбах на середине прыжка, будто специально для того, чтобы он уткнулся всем лицом в колючую траву на другой стороне.
Рикки перекатился на спину и лежал, глядя на россыпь звезд на огромном черном небе. Он думал о том, что ему, возможно, следовало остаться дома и пойти на похороны Чито, что, может, ему не следовало воровать ружья у своих родных. И, быть может, ему совсем не надо было сбегать из резервации.
Он был прав.
Когда он встал, вместо бескрайней прерии замерзшей травы на него смотрело целое море зеленых глаз.
Огромное стадо вапити ожидало его, преграждая ему дорогу, а другое огромное стадо настигало его сзади, стадо людей, они уже были на асфальтобетоне, их голоса становились громче, руки сжимались в кулаки, глаза сверкали белым огнем.
«ИНДЕЕЦ УБИТ ВО ВРЕМЯ СТЫЧКИ ВОЗЛЕ БАРА».
Можно и так сказать.
Дом, который стал красным
Пятница
Льюис стоит в сводчатой гостиной их с Питой нового арендованного дома и пристально смотрит на точечный светильник над камином, посмевший замигать именно в тот момент, когда он на него взглянул.
До сих пор он включался и мигал в совершенно произвольное время. Может быть, он подчинялся некоему таинственному и невероятному сочетанию сработавших в доме выключателей, или из-за того, что в розетку на кухне включили утюг, а часы наверху в это время не были включены в сеть – или, напротив, включены? И это не говоря обо всех возможных комбинациях включения двери в гараже, холодильника и прожекторов, освещающих подъездную дорожку.
Загадка, вот что это такое. Но сейчас куда важнее решить другую загадку: какой сделать сюрприз для Питы за то короткое время, пока она съездит в гастроном и вернется к обеду. Харли, полукровка-«маламутант» Льюиса, упорно и жалобно лает во дворе, потому что привязан к бельевой веревке. Он уже почти охрип от лая. Льюис знает: очень скоро он сдастся и замолчит.
Если он сейчас отстегнет ошейник, он словно признает, что это пес его дрессирует, а не наоборот. Правда, Харли уже староват для дрессировки, но и Льюис давно не мальчик. В самом деле, Льюис считает, что заслуживает большой индейской медали за то, что дотянул до тридцати шести и ни разу не покупал бургер с жареной картошкой в ресторане быстрого обслуживания «на ходу», и не заработал ни диабета, ни гипертонии, ни лейкемии. И еще он заслужил много разных наград за то, что в списке его достижений нет серьезных автоаварий, тюремного срока или алкоголизма. Быть может, наградой за то, что он счастливо избежал всего вышеперечисленного – и наркотиков, наверное, тоже – является его десятилетний брак с Питой, вовсе не обязанной мириться с деталями мотоцикла, отмокающими в раковине, с потеками соуса чили, которые он вечно оставляет между кофейным столиком и диваном, и с разным ненужным хламом его племени, который он украдкой притаскивает и вешает на стены их очередного дома.