Никак нельзя было восстановить навыки первого дивизиона на футбольном поле, когда моё ощущение равновесия оказалось нарушено, и я не мог слышать своё имя или летящий на меня мяч. Слуховой аппарат сделал всё ещё хуже, и попытки вновь играть превратились в одной большой кошмар.
Тренер подбадривал. Товарищи по команде поддерживали. Но я был реалистом.
Я вывел свою карьеру за пределы поля и милосердно прикончил все мечты. Я бросил бутсы, отказался от спортивной стипендии и двинулся дальше. Теперь я уже не Райдер Бергман, прекрасный левый защитник и первокурсник, обречённый на успех. Уже нет.
— Рай, — снова зовёт Рен. Ну типа, может, он произнёс моё прозвище. С таким же успехом мой брат мог сказать моё полное имя, а я просто не разобрал. Я стараюсь больше не переживать о таких деталях, не гадать и не беспокоиться, что я упускаю, но это непросто. Поначалу тревожность просто парализовывала. Теперь это постоянный фоновый гул нервозности.
Я разворачиваюсь на стуле и оказываюсь лицом к лицу с моим братом Реном. Как и я, он высокий, широкоплечий и крепко сложенный. Его светлые волосы отливают красновато-коричневым, а бледные серо-голубые глаза — точная копия маминых.
Рен — профессиональный хоккеист, который ужасно волновался из-за драфта1, будучи уверенным, что его отправят на другой конец страны, далеко от нас. К его колоссальному облегчению, ему удалось подписать контракт в Лос-Анджелесе, но на протяжении сезона он редко бывает дома, хотя живёт и работает рядом. Но когда он дома, он докапывается до меня.
Я склоняю голову набок и одними губами произношу: «Ты откуда взялся?»
Рен прислоняется плечом к косяку, скрещивая руки на груди. Он хмурится, но всё равно говорит отчётливо, чтобы я мог читать по губам.
— Выходной. Следующая игра завтра.
«И?» — произношу я губами.
Закатив глаза, Рен вытаскивает из кармана телефон и помахивает им из стороны в сторону, что за два года стало условным сигналом для «Возьми телефон, придурок, и поговори со мной нормально».
Вздохнув, я беру телефон и открываю нашу переписку.
«Я знаю, какой сегодня день, — пишет он. — Пошли, я свожу тебя куда-нибудь».
Прежний Райдер издал бы невесёлый смешок, но я научился сдерживать любые звуки.
«Нет», — печатаю я.
— Чёрт подери, — произносят губы Рена. На мгновение я чувствую себя виноватым. Рен — последний из оставшихся братьев, и он заслуживает моей доброты за то, что держится рядом со мной. Остальные братья прекратили попытки достучаться и в основном оставляют меня в покое. Это не их вина. Я практически всех оттолкнул.
«Фрейя пригрозила вытащить тебя силой, если ты не придёшь добровольно», — пишет он.
Я вскидываю руки и одними губами произношу: «Какого хера?»
Рен пожимает плечами.
— Она устала от твоих выходок. Говорит, что знает местечко с хорошими бургерами, где не слишком шумно, и у тебя не заболит голова.
У меня вырывается вздох, и мои пальцы печатают: «А если я не пойду?»
Рен смеётся и убирает телефон в карман.
— Она и твоя сестра тоже. Ты знаешь, что будет.
Фрейя — старшая. На её фоне моё упрямство выглядит детскими капризами. Лучше согласиться с ней. Я посижу в тихом месте, поем, позволю им говорить рядом со мной, а потом она оставит меня в покое.
Вставая, я стягиваю толстовку и провожу рукой по волосам, ища бейсболку. Рен принимает моё переодевание за признак того, что я не буду спорить со своей напористой сестрой и соглашусь на эту дурацкую вылазку. Он издаёт торжествующий вопль — этот редкий высокий звук я всё ещё могу слышать. Хотелось бы мне сказать, что я благодарен за это, но тогда я бы соврал. Когда я что-то слышу, я думаю обо всём том, что я не в состоянии расслышать. Психолог, к которому родители отвели меня после случившегося, сказал, что нужно время, чтобы начать воспринимать жизнь как стакан, который наполовину полон.
Этот наполовину полный стакан чрезвычайно далёк от меня.
Для стороннего наблюдателя мы выглядим как жалкая замкнутая группа, уткнувшаяся в телефоны, но раз я тут, мы только так и можем общаться. Групповой чат обычно состоит из нас четверых. Фрейя, её муж Эйден, я и мой брат Рен.
Иногда они говорят вслух, я читаю по губам, а потом отвечаю в групповом чате. Так они могут общаться как нормальные люди, а я просто вклиниваюсь, когда хочу. Это случается редко. Ну, хотя бы это не ново. Я всегда был довольно тихим, даже до потери слуха.