— Спасибо, мама, — наконец, я сдерживаю слёзы. — Со мной всё будет хорошо, просто я…
— Устаёшь, — заканчивает за меня мама. — Уставать — это нормально, знаешь.
Когда она говорит это, что-то в её глазах меняется. Это заставляет меня волноваться. Я собираюсь расспросить её об этом, но тут стук в дверь сообщает о приходе доктора Би.
Этот мужчина выглядит прекрасно. Я понимаю, почему мама краснеет в его присутствии. Высокий, худой, с целой гривой волнистых рыжевато-блондинистых волос, которые напоминают мне о периоде бурных 20-х годов и красавчиках с экрана. У него ярко-зелёные глаза, которые всегда казались мне тёплыми и искренними, он как всегда гладко выбрит и пахнет каким-то мужским лосьоном после бритья и антибактериальным мылом.
Я давненько не видела его, так что пользуюсь шансом.
— Доктор Безозизкактам-а-а-апчху!
— Будь здорова, — произносит мама с невозмутимым лицом.
Доктор Би выдавливает на ладонь санитайзер, затем бесстрастно вскидывает бровь. Его настоящая фамилия — прямо-таки европейская скороговорка. Безуиденхаут. И произносится не так, как пишется. Я до сих пор не знаю, как это правильно звучит. Когда я впервые попыталась прочесть его фамилию в маминой истории болезни, мама искренне думала, что я чихнула. С тех пор это стало нашей фирменной шуткой.
— Уилгельмина, — он знает, что меня зовут не так. Это он так мстит. Широко улыбнувшись, он протягивает мне кулак для удара в знак приветствия, что я и делаю. — Джой Саттер, сегодня вы выглядите особенно радостно4, — говорит он маме.
Мама подмигивает мне и поправляет халат поверх больничной сорочки.
— Как же не радоваться, когда дочка пришла навестить?
Я слезаю с кровати, давая доктору Би место. Подойдя ближе, он поворачивается ко мне и по-доброму говорит:
— Мисс Уилла, вы не могли бы оставить нас ненадолго? Мне нужно обсудить с вашей матерью конфиденциальный вопрос. Это займёт всего минуту.
Я щурюсь, глядя на маму. Она ослепительно улыбается и машет рукой.
— Иди. Купи мне тот сладкий персиковый чай, который мне вечно не дают пить.
— Чистый сахар! — притворно возмущается доктор Би. — Всё ведь на бёдрах осядет, Джой.
Только онколог и давний раковый больной могут шутить над её потерей веса из-за болезни. Я выхожу, закрываю за собой дверь и чувствую, как по спине дрожью прокатывается ужас. Я не могу представить ни единой причины, по которой пациент выгонит своего ребёнка из палаты, если только речь не идёт о новостях, которые ты не хочешь сообщать.
Она умирает.
Я чувствую, что начинаю дрожать, страх так и царапает моё горло.
Внутри палаты позади меня раздаётся смех моей матери и доктора Би. Кто станет смеяться над смертью? Над паллиативным уходом и предсмертными решениями? Может, маме и не грозит такая опасность?
Доктор Би распахивает дверь, и на его лице играет лёгкая улыбка.
— Хорошего вам вечера, мисс Уилла, — говорит он.
— И вам, доктор Би.
Я знаю, что бесполезно спрашивать у него.
«Поговорите со своей матерью, мисс Уилла, — говорил он мне бесчисленное количество раз. — Это её прерогатива».
— Насчёт чего это было? — спрашиваю я у неё. Мама высунула язык, её внимание сосредоточено на кроссворде.
— О, — она вздыхает. — Кое-какие планы относительно нового экспериментального лекарства. Поскольку оно ещё проходит клинические испытания, он не может обсуждать его в присутствии других людей… бла-бла-бла. Ты понимаешь. А теперь иди сюда и помоги своей старушке с некоторыми словами, Уилла.
Я изо всех сил стараюсь сосредоточиться, отвечая маме и чистя наш апельсин, но я чувствую, как всё это бурлит во мне. Тревога. Страх. Я ужасно боюсь, что она умирает и врёт мне. Мне отчаянно хочется надеяться, что всё действительно так хорошо, как кажется — мама решает кроссворд, доктор Би беззаботно заглядывает её проведать.
В моей голове хаос, в моём сердце ураган. Эмоции схлёстываются, нарастают до лихорадочной энергии. Я превращаюсь в зарождающийся шторм, и первый разряд опаляющего электричества вот-вот ударит в землю.
Есть два доказанных способа успокоить Уиллу Саттер, когда она вот-вот взорвётся: долгие и утомительные пробежки или напиться. И то, и другое работает одинаково. Это устраивает хаос в моём организме, пока та яростная энергия не заземляется и не уходит. Пока я не становлюсь такой пустой, онемелой и отрешённой, что падаю в бессознательность.