— Почему ему нужно было это сделать?
Мама отводит глаза, теребя одеяло, которым накрыты её костлявые колени.
— В нашей последней совместной командировке я спасла ему жизнь перед тем, как его уволили в запас по состоянию здоровья.
У меня отвисает челюсть.
— Ты спасла его? Как?
Мама прикусывает полную нижнюю губу — оригинал той реплики, которую унаследовала я.
— Мне не нравится часто думать об этом. Это был ужасный день.
Я сжимаю её ладонь.
— Я не хочу давить на тебя.
Мама редко говорит о своих армейских командировках, но я знаю, что ей потребовались годы психотерапии, чтобы справиться с множественными ПТСР-триггерами.
— Всё нормально, Уилла. Мне просто нужна минутка, — уронив голову на подушку, мама смотрит в потолок. — Думаю, к этому времени ты достаточно знаешь об армии, чтобы понимать, что военный медик в команде эвакуации раненых с поля боя — это опасная и нервная работа. Ты вылетаешь в зоны конфликта, проводишь спасающие жизнь процедуры прямо в полевых условиях. Мимо тебя свистят пули, раздаются взрывы и крики. Если удастся выбраться, то ты летишь на вертолёте с людьми, у которых критические и, возможно, даже смертельные раны, и работаешь с тем, что есть под рукой, пока не добралась до базы со всем необходимым.
— Я не хочу вдаваться в подробности миссии и в то, как всё пошло под откос. Просто знай, что всё пошло под откос. Мы с Алексом были там, мы работали слаженной парой в полевых условиях. Мы оба были прекрасно хладнокровными, идеально разделяли работу и всё остальное, быстро работали вместе и странным образом могли понимать друг друга без слов. Алекс держал… — её глаза зажмуриваются. — Алекс пытался спасти жизнь солдата, когда ему в ногу попала пуля. Она раздробила его бедренную кость и рассекла бедренную артерию, хотя тогда я не знала деталей. Я заметила, как его ранили, а потом увидела много крови.
Я резко втягиваю воздух. Мама из числа таких медиков, которые воспитывают своих детей с пониманием собственного тела. Мы долгими вечерами изучали книги по анатомии, пока я сидела у неё на руках, а она учила меня латинским названиям костей и частей тела. Это привело к моей первой социальной оказии, когда я в детском саду задрала кофточку, показала на пупок и сказала всем: «Это умбиликус!»
Всё это к тому, что я понимаю значимость её слов. Я знаю, что артерия несёт кровь от сердца к остальному телу, но когда она разорвана, то выкачивает твои жизненные силы прямиком из твоего тела. И чем сильнее ты паникуешь, чем быстрее колотится твоё сердце, тем быстрее это происходит. Это фатальная травма, приводящая к быстрой смерти, если не предпринять радикальных мер.
— Чёрт, мам.
Мама кивает.
— Все уже забирались обратно в вертолёт. Алекс был последним оставшимся там мужчиной и держал Уильямса, который к тому моменту скончался. Капитан кричал мне забираться в вертолёт, но я не могла бросить Алекса, так что выбежала, оторвала полосу от своей футболки и наложила на его бедро самый быстрый жгут в мире, после чего затащила его задницу обратно в вертолёт.
Она спускает сорочку с плеча, показывая на жуткий шрам на лопатке. Рана воспалилась — она рассказала мне об этом несколько лет назад, когда решила, что я достаточно взрослая, чтобы знать правду.
— Получила пулю, знатно засевшую в скапулярной мышце, но я вытащила нас в безопасное место, и в остальном мы не пострадали.
Перед моими глазами появляются чёрные точки, сообщающие о том факте, что я задержала дыхание, слушая историю. Мой выдох превращается в один большой поток воздуха.
— Что было дальше?
Мама пожимает плечами.
— Нам обоим назначили лечение. Алексу сделали операцию. Мне тоже, но не экстренную. Моя рана воспалилась, и поначалу антибиотики не помогали, но в итоге всё наладилось. Я легко отделалась, но Алекс потерял всю ногу ниже середины бедра. Ему повезло, что он вообще выжил.
У меня вырывается прерывистый вздох, и глаза щиплет от новых слёз. Я знаю, что моя мама храбрая. В День Ветеранов я всегда гордо говорила, что моя мама служила на благо её страны в местах, куда большинство людей боится отправляться. Но это новые глубины понимания. Она никогда не вдавалась в такие детали.
— Мама, — я ладонью вытираю слёзы. — Думаю, я недостаточно говорю тебе, насколько я тобой восхищаюсь. Ты крутая. И храбрая.
Мама сжимает ладонью мою ладонь.
— Ты предостаточно говорила мне об этом, Уилла. Я знаю, что ты гордишься мной, и я знаю, что быть отпрыском служащей матери-одиночки это непросто, но ты всегда была стойким оловянным солдатиком. Новые школы, новые дома, новые соседи. Ты всегда принимала очередную перемену со своей широкой улыбкой и дикими волосами, подходила к дверям соседей, держа футбольный мячик на бедре, стучала в окна, приглашала поиграть.