И я поняла, что его нежелание кататься - притворство - лишь тогда, когда я покорила самые невероятные карусели, при виде которых раньше тряслась от страха.
— Ты – врун, Стас Беляев, — выдохнула, усаживаясь на лавочку и вытягивая ноги, которые гудели так, словно я взобралась на вершину Эвереста на двенадцатисантиметровой шпильке. — Обвел меня вокруг пальца. Врун, эгоист и…
— И редкостный засранец, — хохотнул он, устраиваясь рядом. — Но ты же тащишься от этого, моя храбрая Бабочка.
Вздохнула, ощущая, как по венам понеслось что-то жгучее, тягучей карамелью растекшееся между бедер от его хриплого «моя». Никто и никогда не называл меня так. Никто. А мне до слез хотелось принадлежать одному-единственному. Когда-то я упорно добивалась этого от мужа, а потом перестала. А теперь вот…»моя» от того, на ком давно и безнадежно помешалась.
Вздрогнула, когда ног коснулись его обжигающие пальцы. Медленно и нежно он огладил их до самых стоп. Еще и еще. Расслабляя мышцы. Распуская теплые цветки удовольствия по напряженным мышцам. Запрокинула голову, всматриваясь в звездное небо. Потому что посмотреть на Стаса было страшно. Увидеть его на коленях у моих ног…это просто выше моих сил. И я упорно рассматривала яркие точки далеких звезд, чувствуя нереальное удовольствие от его прикосновений.
Стас делал массаж умело и напряжение сходило на нет, в ногах росла невероятная легкость. Пожалуй, я бы могла покорить еще и веревочный парк, до которого мы не дошли сотню метров. Пожалуй, могла бы, но я сделала то, что перечеркнуло все планы на оставшуюся ночь – просто уснула.
Сквозь дрему я ощущала, как Стас нес меня в машину и тихий рокот мотора. Слышала его тихие слова, неразборчивые, но мягкие, словно колыбельная, что пела свекровь Даньке, и щелчок замка. Кажется, я даже отвечала что-то, потому что в памяти с его сердитым: «Спи уже, а то хуже будет», — я и проснулась, жмурясь от назойливого солнца, щекочущего нос. Фыркнула, потому что вставать совершенно не хотелось. Было так удобно спать, что я перевернулась на другой бок, сбегая от утреннего рыжего проказника, и столкнулась нос к носу со спящим Стасом.
И жгучее желание толкнулось между бедер, обожгло, словно расплавленный воск, чтобы тут же растечься влагой по коже. А ведь я просто смотрела на него! На Стаса, такого…умиротворенного во сне, улыбающегося уголками губ и такого родного, что боль прошлась по оголенным нервам.
Закусила губу, проглатывая подступивший к горлу ком, и осторожно коснулась заросшей щеки. Жесткая щетина щекотала подушечки пальцев, сотнями иголочек пришпиливая меня к этому мужчине. Я очертила контур его скулы, ниже, легонько подула на его улыбку и скользнула рукой под одеяло. И чуть не задохнулась, обнаружив Стаса голым. Чтобы через мгновение скользнуть рукой по его раскачанной груди, нащупывая круглый шрам под правой ключицей…Так близко к сердцу. Боль окольцевала позвонки, вырывая тихий всхлип, когда пальцы нащупали еще один…рваный… шрам на животе.
Что же с тобой произошло за эти десять лет, Стас?
Где ты был? Что пережил? Почему на тебе столько шрамов, мой Темный рыцарь?
И пальцы безошибочно нащупали еще несколько длинных выпуклых полос от острого лезвия, рассекшего кожу, как будто всегда знали, где они. Как будто не я изучала этого мужчину заново, прикрыв глаза и закусив губу от какого-то глухого отчаяния, потому что все эти шрамы – жуткие отметины его нежелания жить. Я знала Стаса Беляева. И тот мальчишка, который мог перекроить всю вселенную по щелчку пальцев, никогда бы не подставился так бездумно и столько раз. Если только сам не хотел этого.
И в горле стало сухо, а губы сами прошептали то, во что я давно не верила: «Спасибо, Господи…»
Просто спасибо за то, что этот несносный мальчишка лежал рядом живой и…совершенно точно возбужденный. И смотревший на меня взглядом, до краев наполненным тягучим желанием.
А у меня словно перемкнуло что-то внутри. Щелк и переключился тумблер.
— Ты… — выдохнула, поднявшись на локте и нависнув над ним. Растрепавшиеся волосы белым водопадом упали ему на плечи, закрывая наши лица от солнца-проказника. — Ты…как ты мог?! — уперлась кулаком в его напрягшуюся грудь и слезы размазали реальность. — Как мог так подставляться?! — все-таки стукнула в плечо, несильно, но Стас поморщился, а я…охнула. Совершенно забыла, что он вчера подрался с моим сыном. Взметнула взгляд к его лицу: ни единого намека на ссадину, что еще прошлым вечером грозила перерасти в огромный синяк. Только бледно-розовые отпечатки моиз ногтей.