Бросив взгляд в сторону Бича, Шеннон убедилась, что за утро он успел наколоть весьма впечатляющее количество дров. С необъяснимым волнением она стала наблюдать за тем, как играли мускулы Бича, когда под его топором толстые бревна превращались в аккуратные, ровные поленья. Он ни разу не повернулся и не взглянул в ее сторону. Он колол дрова словно заведенный, словно запас сил у него был неисчерпаем.
— При такой производительности я могу оказаться погребенной под дровами, — пробормотала Шеннон.
Поняв, что чем дольше она смотрит на Бича, тем большее беспокойство ее охватывает, Шеннон повернулась к окну спиной.
«Если он будет так работать, у него никогда не заживут руки».
Она нахмурилась. Это был еще один вопрос, который Бич не желал обсуждать. Когда накануне она спросила, как заживают его раны, он прищурил глаза и заговорил о другом.
Конечно же — о погоде.
При этом оба соглашались с тем, что погода изумительна, что слякоти больше нет, что небо безоблачно, а солнце ласково.
Шеннон вздохнула. Никогда она еще не чувствовала себя столь одинокой с того времени, когда умерла ее мать и она оказалась на попечении суровой и безжалостной тетки. Как ни странно, но Шеннон, живя здесь столько лет, не испытывала чувства одиночества. Сейчас на нее вдруг накатила тоска.
Внезапно Шеннон отчетливо и осязаемо вспомнились ласки Бича и вкус его поцелуев. И тут же ее обдало жаром. С надеждой она вдруг подумала о том, что, когда гнев у Бича поутихнет, он, возможно, снова поцелует и приласкает ее.
— Как ты считаешь, Красавчик? Утихнет у Бича злость раньше, чем изведет все бревна на дрова?
Красавчик зевнул.
— Ты прав… У него хватит злости, чтобы вырубить весь несчастный лес…
— Это точно.
Шеннон подпрыгнула, услышав рядом голос Бича, Она обернулась, вспыхнув оттого, что были подслушаны ее слова.
Бич стоял, уперевшись руками в подоконник, и улыбался. Ответная улыбка Шеннон была красива, словно солнечный восход в неведомой стране.
«Сладкая девочка, не улыбайся мне так! Иначе все мои благие намерения пойдут прахом!»
— Означает ли это, что ты простила меня? — тихо спросил Бич, зная, что этого не следует делать, но не в силах совладать с собой.
— Простила тебя? За что?
— За то, что обучал Красавчика хорошим манерам и забыл о своих.
— Я не сержусь из-за Красавчика.
— Ты меня не проведешь. Я видел, как ты наставила на меня заряженный дробовик со взведенным курком.
Вначале Шеннон решила, что Бич просто дразнит ее. Но его серебристые глаза смотрели вполне серьезно. Она вдруг рассердилась.
— Я собиралась пристрелить Красавчика, — резко сказала она.
— Что? — потрясение спросил Бич.
— Я думала, что он загрызет тебя. Ты не двигался, был в крови, и мне показалось, что он вонзил зубы тебе в горло.
Перед ее глазами вновь возникла та ужасная сцена. Шеннон отвернулась от Бича.
— Поэтому я схватила дробовик, — четко произнесла она.
— Чтобы спасти мне жизнь?
— Не стоит так удивляться, — сказала Шеннон сквозь зубы.
Но Бич все еще не мог оправиться от потрясения. Он знал, как любила Шеннон своего грозного пса. Он понимал также и то, что безопасность Шеннон в значительной мере зависит от Красавчика.
И тем не менее она готова была пристрелить собаку, чтобы спасти жизнь человеку, который ровным счетом ничего ей не обещал.
— Понимаю, — протянул Бич.
— Неужто? Это будет, пожалуй, с тобой впервые.
— Шеннон вдруг поймала себя на том, что говорит с раздражением.
— Прости, — пробормотала она. — Не знаю почему, но я стала страшно раздражительной в последнее время.
— А я знаю. Это оттого, что ты мечтаешь о ком-то, а спать тебе приходится одной.
— Тогда не понять, как любовные пары могут вынести период ухаживания.
Бичу не удалось сдержать улыбки. Он не удержался также и еще от одного искушения. Не спеша пролез через открытое окно и провел руками по пышным волосам.
Шеннон вздрогнула.
— Мы все вынесем, сладкая девочка.
— По той причине, что неприкаянные странники не ухаживают за сверхнаивными вдовушками, — строптиво сказала Шеннон, освобождаясь от его рук. — Заходи, если готов. Бисквиты сейчас поспеют.
Пока Бич мыл руки, Шеннон заглянула в кладовку. Продукты, которых должно хватить на месяцы, таяли с поразительной быстротой.
«Господи, этот человек ест за троих. Правда, он и работает за шестерых».
Она закусила губу. Бич снабжал ее мясом и рыбой, она рвала в лесу зелень, но муку не добудешь в лесу. Как и на лугу. То же самое можно сказать о бобах, яблоках, рисе, соли и других не менее необходимых продуктах. Не говоря уж о такой роскоши, как кофе и корица.
— Нужно сходить в Холлер-Крик и купить еще, — пробормотала она, закрывая шкафчик.
«Конечно. Только чем я буду платить?»
Шеннон подумала о жалкой сумме в старом кошельке, спрятанном в пещере. Это был последний запас золота, оставшийся от Молчаливого Джона. Когда он кончится, Шеннон окажется в таком же положении, как оказалась в тринадцать лет, — без денег, совершенно одинокой, никому ненужной.
«Нет! Я не трону это золото. Уж не в таком я отчаянном положении сейчас».
Но Шеннон опасалась, что все-таки скоро окажется в безвыходном положении.
Когда она израсходует то, что осталось от Молчаливого Джона, ей придется рассчитывать лишь на собственные силы и научиться самой добывать золото. Хотя пока что ее успехи в этом деле были даже меньше, чем в охоте на дичь и оленя.
Решительно закрыв дверцы шкафчика, Шеннон повернулась спиной к пустым полкам. Она встретилась со взглядом Бича, стоявшего в нескольких футах от нее.
— Я завтра отправлюсь в Холлер-Крик, чтобы подкупить продуктов.
— Спасибо, но не стоит этого делать. Ты и без того много привез.
— Я почти все съел сам.
— А для кого ты колешь дрова? — спросила Шеннон. — Кому утеплил хижину? Чьего мула подковал? Мне в пору платить тебе за работу.
— Я пока не заработал.
— Ты заработал пищу, деньги. Ты работаешь без роздыха.
— Я люблю работать.
— Я найду способ заплатить тебе.
— Я не возьму от тебя денег.
— Но ты их заработал! — настаивала Шеннон.
— Нет.
Это слово было произнесено так, что Шеннон показалось, будто она натолкнулась на гранитную стену.
— Ты упрям как мул, которого подковал.
— Спасибо. То же самое я могу сказать и о тебе. Но я все же переупрямлю тебя, вдовушка! Можешь не сомневаться в этом!
Шеннон почувствовала раздражение:
— Нет, вечный странник. Я могу не сомневаться лишь в одном: однажды утром я проснусь, а ты будешь уже далеко отсюда. Разве что ты переупрямишь меня чуть раньше, но в этом я сомневаюсь.
Шеннон обошла Бича и начала накрывать на стол. Он молча наблюдал за ней серыми со стальным отливом глазами.
Они хранили молчание, пока не завершили завтрак.
— И где же ты работал, с тех пор как стал странником? — нарушила затянувшуюся паузу Шеннон, допив кофе.
При слове «странник» рот у Бича вытянулся. Он не мог понять, почему в устах Шеннон это слово приобретало какой-то обидный оттенок.
— Работал как погонщик, моряк, топограф, джакару, учитель, наездник, — сдержанно ответил Бич. — Ты можешь назвать и другие профессии — скорее всего я их тоже примерил к себе.
— Что такое «джакару»?
— Австралийский ковбой.
— Вот оно что. — Шеннон нахмурилась, затем спросила:
— А ты когда-нибудь искал золото?
— Было и такое.
— И находил?
— Бич пожал плечами:
— Случалось.
— Но не так много, чтобы застолбить участок?
— Участки как жены. Они привязывают тебя к месту.
— Ты хочешь сказать, что ты уходил и от золота, чтобы оно не удерживало тебя на одном месте?
— Да, — лаконично признал Бич.
Шеннон проглотила комок в горле:
— Понятно.
— Неужто? — Бич в точности повторил ироническую интонацию, с которой Шеннон произнесла это слово несколькими минутами раньше.