Лицо Шеннон стало вдруг серьезным.
— Из ваших слов можно сделать вывод, что осталось не так много мест, где вы еще не бывали?
— Именно так. Я бродяга по натуре. Объездил весь свет.
— Правда?
Бич улыбнулся:
— Истинная правда.
— Может быть, вы видели пирамиды Египта?
— Я их видел, — лаконично ответил Бич.
— И какие они?
— Огромные! Они поднимаются в пустыне, изъеденные солнцем, ветром и временем. Недалеко от них город, где женщины ходят, закрывшись с головы до пят, и видны только их глаза.
— Только глаза? — недоверчиво переспросила Шеннон.
Бич кивнул:
— Вас бы наверняка подарили султану… У вас глаза лазурные, как ясное небо.
«И походка зажигательней, чем у гурии», — подумал он про себя. Но вслух сказать этого не решился. Если бы Шеннон знала, как страстно он ее желает, Бич был уверен, она сейчас бы не сидела в столь непринужденной позе напротив него.
— А Париж… Вы видели его? — спросила Шеннон.
— Париж, Лондон, Мадрид, Рим, Шанхай… Я видел их и многое другое… Вам нравятся города?
— Не знаю… Я уже много лет не была ни в одном.
Шеннон посмотрела на ставни, сквозь которые пробивались полоски света.
— Но я думаю, что такое большое скопление людей будет давить на меня.
— Вам хочется это выяснить?
— Нет… Я спросила о городах лишь потому, что в исторических книжках пишут о Париже, Лондоне и Риме. Поэтому я о них и думаю иногда. И еще о Китае, конечно.
Взгляд Бича стал задумчивым.
— Китай — страна своеобразная, — негромко произнес он. — В Китае существовали империи, искусство и философия задолго до рождения Христа. Китайцы совершенно иначе смотрят на все — на жизнь, на музыку и искусство, на еду, на войну.
— Вам это нравится?
— Нравится?.. — Он пожал плечами. — Об этом не думаешь, когда оказываешься в Китае.
— Не понимаю.
Бич поднял кружку с кофе, отпил, пытаясь найти слова для того, чтобы объяснить Шеннон то, что никогда не пытался объяснить себе.
— Однажды, — медленно начал он, — я стоял на берегу реки и наблюдал, как люди ловили рыбу с помощью фонарей и черных дроздов, вместо того чтобы пользоваться крючками и сетями.
Шеннон ахнула от удивления:
— И рыба ловится?
— Ну да! Они ловят таким образом уже тысячи лет… Представьте себе: свет от золотых фонарей кружится в водовороте, посвистывают флейты рыбаков, зазывающих птиц… Полночь, течет темная река… Кажется, ощущаешь дыхание самого времени… Китай — страна древняя… Древнее, чем это можно себе представить.
Трепет пробежал по телу Шеннон, когда она заглянула в глаза Бича. Они были подернуты дымкой и, казалось, видели в этот момент золотистые фонари и черную, как ночь, реку…
«Кажется, ощущаешь дыхание самого времени…»
— А есть еще где-нибудь места, похожие на здешние? — спросила Шеннон, которой стало не по себе от затянувшегося молчания и задумчивой отрешенности Бича.
— На долину Эго?
— На территорию Колорадо.
Пригладив ладонью густую шевелюру, Бич наконец серьезным тоном сказал:
— Я не видел ничего другого, способного сравниться с этим.
— В целом мире?
— Да… Вот, например, Ирландия — очень зеленая страна, но в ней не встретишь таких удивительных гор и пиков. В Бирме и Швейцарии есть высокие горные хребты, но они все из камня и льда, и там мало места для человека…
Подавшись вперед, Шеннон зачарованно, с блестящими глазами, слушала Бича.
— В Южной Америке есть длинные горные хребты и зеленые равнины между кряжами и пиками, — продолжал Бич. — Но эти равнины находятся на такой высоте, что человеку там трудно пройти хотя бы милю…
В Австралии есть зеленые горы с несколькими снежными вершинами. Они симпатичны на вид, но все же недостаточно высоки. И потом… Где еще найдешь такие эвкалиптовые рощи с таким удивительным смолистым запахом, кроме Скалистых гор?
— Получается, что самое лучшее место на земле — здесь, — заметила Шеннон.
Бич засмеялся и тряхнул головой, однако, когда он взглянул на Шеннон, выражение лица его стало серьезным. Он чувствовал, что в ее словах таился вопрос: не собираешься ли ты осесть в горах, равных которым нет в целом мире?
— Скалистые горы удерживают меня дольше, чем какое-нибудь другое место, — осторожно проговорил Бич. — Но в один прекрасный день солнечный восход позовет меня вдаль, к чему-то такому, что меня всегда влечет… И я снова отправлюсь в дорогу, потому что нет ничего более впечатляющего, чем восход солнца, которого еще не видел.
В груди у Шеннон защемило, и ей внезапно стало грустно, хотя особых причин для грусти вроде бы и не было. Бич оставался для нее незнакомцем. И не все ли ей равно, останется он здесь или через час навсегда покинет эти места.