Шеннон отвела взгляд от леса и как-то загадочно улыбнулась.
— Наверное, это было самое многословное обращение ко мне Молчаливого Джона… Он как бы дал понять, насколько важна эта информация.
Бича внезапно обожгла мысль о том, насколько одинока была Шеннон все эти семь лет, и он вдруг почувствовал себя негодяем. Собирается не разделить удовольствие с искушенной вдовушкой, для которой нет секретов в любви, а словно выкрасть конфетку у невинного младенца.
— Не бойся, — повторил Бич. — Эти следы далеко не свежие. И потом, медведи обычно избегают человека… Разве что попытаются стащить еду, если кто-то неосторожно оставит ее на виду на ночь.
Тем не менее Бич продолжал держать в поле зрения не только тропу сзади, но и слабо различимую тропку, которая вела к верхнему золотоносному участку.
Как правильно говорил Молчаливый Джон, медведи могут вести себя непредсказуемо.
Просто надо все время быть настороже, ведь именно в девственной первозданности и заключалась красота этой страны. Это было место, где иззубренные каменные короны вздымались вверх, обдуваемые чистыми ветрами, где изумрудно зеленели высокогорья, где трепетно перешептывались дрожащие осины, а над всем этим великолепием рокотали громогласные грозы и гигантские молнии раскраивали пополам небо.
— Ты не можешь выжать из мула большей скорости? — после долгой паузы спросил Бич.
— Попробую.
— А то скоро опять посыплется с неба какая-нибудь мокрядь.
— Будет град, должно быть, — согласилась Шеннон. — Ветер гонит к нам очень подозрительные облака.
Она заставила Разорбека прибавить шаг, и мул не стал этому противиться — очевидно, он и сам чуял приближение ненастья.
Добравшись до луга, Бич и Шеннон стали быстро разбивать лагерь. Пока Шеннон привязывала своего мула и лошадь Бича, он отвел вьючную лошадь, которой дал кличку Краубейт, к южной границе луга. Там среди деревьев находилась площадка со следами костра, где время от времени устраивал лагерь Молчаливый Джон.
Устраивал — но давно.
— Откуда ты знаешь, что здесь самое надежное место для лагеря? — спросила Шеннон, подходя сзади.
— Я был здесь раньше.
— Когда?
— Когда искал подтверждение тому, что Молчаливый Джон все еще в этих краях.
— И что же? — напряженно спросила Шеннон, опасаясь, что Бич обнаружил доказательства гибели Молчаливого Джона.
— Никакого подтверждения… Никаких следов… Ни тогда, ни сейчас. Могу лишь сказать, что здесь никто не был, кроме меня… А я оставил очень мало следов.
— Ты поднимался выше?
— Да.
— А там были следы Молчаливого Джона? — Широко открытые глаза Шеннон встретились с глазами Бича.
— Свежих не было… Сломанная киркомотыга… Консервная банка с парафином, тряпка для фитиля… Тряпка не обгорела. Древесный уголь разметал ветер… Были видны следы лавины и оползня. Оползень давний, на нем уже в щелях успели вырасти цветы.
Шеннон проглотила комок в горле, приказывая себе не думать о погребенном под обломками скал Молчаливом Джоне.
— А как насчет участка Шут? — спросила через некоторое время Шеннон.
— Если он за тем кряжем, после которого надо повернуть чуть на север… — начал Бич, показывая на правление рукой.
— Да, это там.
— …то там пока что все под снегом. Есть и еще несколько мест, где кто-то пытался рыть золото, но это еще севернее, и следы очень давние…
— Почему ты не говорил мне об этом? — перебила его Шеннон.
— О том, что ищу Молчаливого Джона?
Шеннон молча кивнула.
— В то время ты не желала со мной разговаривать, — сухо сказал Бич.
— Но с какой целью ты искал?
— Потому что заводить романы с замужними — это не по мне.
Шеннон не ожидала столь откровенных слов. Она никогда не смотрела на себя и Молчаливого Джона как на супругов, потому что их брак не был таковым в полном смысле слова.
Бич повернулся и в упор посмотрел на нее. Широкоплечий, в теплом шерстяном пальто с поднятым воротником, защищавшем от ветра, он казался по сравнению с Шеннон огромным. Но внимание ее привлекли его глаза. Они казались такими же неспокойными, как небо.
— В первые дни я не раз порывался уехать, — проговорил Бич. — Но мне так хотелось ощутить прикосновение твоих рук к моей плоти.
— Ты много сделал, чтобы преодолеть это в себе, — с иронией сказала Шеннон. — Я восхищена тобой.
— Ах, ты восхищена. — Бич как-то странно улыбнулся. — В тебе так мило совмещаются и строптивость и мягкость.
Шеннон отвернулась, лихорадочно ища, чем бы заняться. Она боялась, что, если еще несколько мгновений посмотрит в глаза Бичу, она обовьет руками его шею и попросит о поцелуе, который никогда не кончится.