Выбрать главу

– А как платил за номер в Варне, помнишь? Почему сорвался раньше времени и несся к этой поляне?

Григор еще больше сжался.

– Я тебе отвечу: чтобы встретиться с Кушевой. Так было дело?

– Может быть…

– Путевой лист заполнил задним числом. И этого не помнишь?

– Упустил, потому и…

Следователь и судья переглянулись.

– Какие отношения были у вас с Кушевой?

– Интимные… ничего более…

– Что значит «ничего более»?

– Ну… вы понимаете…

– Что еще может быть – более? – настаивал Станчев.

– Можно глоток воды?

Ему дали напиться из термоса.

– Почему вы встретились именно здесь?

– Мы давно не виделись, а она уезжала надолго…

– Любовное свидание в таком открытом месте?

– Я же говорил, это произошло случайно…

– Арнаудов, ты только что признался, что о встрече было уговорено заранее. Что же из этого правда?

– И то, и другое…

– Чем вы занимались в машине?

– Разговаривали.

– Сколько времени?

– Около часа, а может быть, и больше.

– О чем конкретно шел разговор?

– Мы соскучились друг по другу… Анетта говорила о больной матери.

– Арнаудов, спрашиваю тебя без шуток: о чем вы беседовали столько времени?

– Станчев, я устал…

– Задаю тебе последний вопрос: о чем вы говорили на этом месте? Спорили, ругались, договаривались о чем-то?

– Я уже сказал, ничего другого не было.

Михов кивнул, что означало: давай в открытую. Того же мнения придерживался и следователь. Он засунул руку в карман куртки и вытащил оттуда листок с банковскими кодами.

– Эта вещь тебе знакома?

Все еще ни о чем не подозревая, Григор воззрился на клочок бумаги. Зрачки его расширились, затем глаза закатились, он осел на сторону, голова упала на грудь. Подбежали ребята из «волги», подняли его и оказали первую помощь. Арнаудов лежал, запрокинув голову, пульс резко упал.

– Ничего страшного, он же здоров, как бык, – сказал лейтенант Влахов, убирая пальцы с запястья Григора.

Станчев отдал приказ обыскать Арнаудова, сам же направился переговорить по радиосвязи с Досевым… Взяли мы его, доложил Станчев, сопротивления не оказал. Разыгрывает интимный вариант с провалами в памяти. Увидел шифры, потерял сознание… Да, все записывается, продолжаю… Понятно, прижмем его.

Он вернулся к «ладе», у которой дежурил Влахов. Михов вышел вперед и заглянул через кусты в овраг. Все вокруг зеленело, но при внимательном осмотре еще можно было заметить колею, оставленную машиной Кушевой. Размяли ноги, закурили, поджидая, пока Арнаудов придет в себя.

– Слабаком оказался твой земляк, – сказал Михов. – Я думал, что у него защита будет получше.

– Но все же пытается увильнуть.

– Надо было его прижимать в темпе, вроде бы тебе все известно.

– Словно его предали?

– Словно он предан, пойман, раскрыт.

Станчев глубоко затянулся.

– Поверишь ли, столько лет работаю, а все равно каждый раз противно мне это, тошнит.

– Верю, Коля.

Влахов подал сигнал, и они вернулись к машине. Арнаудов пришел в себя, но взгляд его все еще блуждал. Двери автомобиля были распахнуты настежь, и это страшно действовало на нервы.

– Продолжим, – сказал следователь. – Арнаудов, ты меня слышишь?

Арнаудов вяло повернул голову.

– Предупреждаю тебя, что допрос записывается на пленку и любая попытка запутать следствие осложнит твое положение… Итак, суммы были переведены фирмой на твое имя, а ты уступил пять процентов Кушевой как плату за риск при внесении денег в банк. Кушева добровольно согласилась или под давлением?

Арнаудов уставился в одну точку, левая щека подрагивала от нервного тика. Следователь повторил свой вопрос.

– И то, и другое, – глухо ответил Арнаудов.

– Она вносила деньги во время своих командировок?

– Да.

– Два раза?

Арнаудов кивнул.

– Почему дважды?

– Такое было условие.

– Поставленное фирмой?

– Да.

– Кто договаривался с тобой, когда, где и о каких услугах? Только точно!

Арнаудов, запинаясь, сообщил два имени, год, место. О характере услуг промолчал, и Станчев повторил вопрос.

– Предоставление сведений о конкурентах и обеспечение сделок, – выдавил из себя Арнаудов.

– А особые условия?

На лице Арнаудова появилось недоумение:

– Какие такие – особые?

– Секретная экономическая информация, которую ты передавал.

– Не передавал я никакой секретной информации.

– Как тогда ты обеспечивал сделки?

– Помогал устранить конкурентов.

– А кто тебе помогал?

– Кушева.

– Кушева – мелкая рыбешка. Кто еще?

– Инженер Братоев и доктор Тасков.

– Письменно?

– Нет, устным образом.

– Они знали, кому предназначена переданная ими информация?

– Я их не ставил в известность.

– Где вы беседовали?

– На работе.

– Как тебе помогала Кушева?

– Рассказывала мне о ходе экспертизы и оценках.

– Она была связана с фирмой?

– Нет.

– Что послужило поводом для вашей тайной встречи здесь?

Арнаудов не ответил.

– О чем вы говорили целый час на этой поляне? Только точно!

– Станчев, это личные, интимные дела, не надо…

– Подследственный Арнаудов, я сам могу тебе сказать, о чем вы здесь говорили. Могу поведать тебе и много других ваших тайн, например, номер телефона на Блюменгассе, 3, пароль, систему явок… Начинать?

Арнаудов уперся затылком в спинку сиденья и прикрыл глаза.

– С Анеттой мы знакомы давно, мы сошлись, потом расстались… Два года тому назад снова сблизились. Она – сложный человек, эмоциональный… Была. С трудом приняла мое предложение, а потом испугалась…

– Из-за чего?

– Подозревала, что за ней ведется слежка, что в Ф. ее фотографировали, вообще…

– Она хотела выйти из игры?

– Что-то подобное. Говорила, что по ночам ее мучат кошмары, дурные предчувствия.

– Психический кризис?

– Да, психический.

– И предложила вернуть свой пай?

Арнаудов вздрогнул:

– Значит, она…

– И ты принял?

– Нет, пытался ее переубедить.

– Во имя чего?

– Во имя пережитого, во имя будущего…

– Заграничные планы?

– Да нет, не заграничные, просто так.

– До следующего вклада.

– Я не получал новых предложений.

– То есть работал авансом.

– Это была награда.

Станчев и Михов усмехнулись.

– Хорошая награда – целое состояние. И что произошло потом в машине?

Арнаудов снова попросил воды.

– Анетта непрерывно плакала, говорила, что она несчастна, что ее никто не любит, а только используют как женщину… то есть я использую ее как женщину и курьера, а годы летят, так и прокукует она всю жизнь… Так сильно она никогда не плакала, и я решил ее утешить, началась возня, мы отстегнули ремни, а тут машина тронулась, мы перепугались и…

Арнаудов не окончил, нахлынула тишина. Станчев глядел на неподвижные стрелки на приборном щитке, посматривал на замершего Арнаудова и думал, что в этот момент и в машине, и в Григоре совсем не прощупывался пульс, они были мертвы. Однако он ошибался. В тот миг, когда Григор кончил исповедоваться, он внезапно ощутил легкость тела и ясность ума. Она меня предала, мерзавка, решил он без колебания, а они проворонили нас в ту ночь, потом спохватились, остановили меня якобы для дорожной проверки, а уж после подослали этого хромого Иуду, чтобы подсластить агонию. Я конченый человек… Его кадык задрожал, в памяти, как на кинопленке, проносились сцены из детства, беззаботные, невинные, мелькнули Тина и Роси, возникла Анетта, голая, неудержимая. И Григора буквально начало трясти от переполнявшей его злобы. Он с проклятиями обрушился на нее, уже покойницу, и снова потерял сознание…

– Се человек, ессе homo, – изрек Михов, пока лейтенант приводил в чувство отключившегося Арнаудова. – Гордое, но в то же время жалкое существо. И так тому быть…

Станчев не ответил. Он безуспешно пытался смахнуть с плеча несуществующую пылинку. Ему казалось, что он весь налился тяжестью, по коже ползали невидимые насекомые – знакомое состояние. Эх, Визирь, Визирь, где же мы завершим наше сближение, откладывавшееся тридцать лет. Жалко…

Две машины тронулись в сторону столицы.

* * *

Григор Арнаудов пришел в себя, как только они въехали в город. До тех пор он лишь чувствовал, что они движутся, слышал какие-то приглушенные голоса, доносившиеся из радио. Голова была тяжелой, виски сжимали обручи, внезапное давление которых опрокинуло его в бездну, но кто нацепил их ему на голову и зачем они его стискивали, понять он был не в силах.