Выбрать главу

Мичман рассматривал документы довольно долго. Он пролистал их от корки до корки сначала в одну сторону, а затем в другую.

— И куда вас несет нелегкая в такую погоду? — наконец сказал мичман, отдавая документы.

— На кудыкину гору, — огрызнулся Чаркин.

— Но как же добраться на корабли? — спросил я нетерпеливо.

— А их нет, — невозмутимо ответил мичман, — еще с утра ушли на другой рейд. Передислокация.

— Далеко?

— Не очень. Миль шестьдесят — восемьдесят отсюда.

У меня и так было невысокое настроение, а в тот момент оно упало до абсолютного нуля. Ехать по такой дороге, потерять уйму времени, измучаться, испачкаться грязыо — и все напрасно… Было отчего упасть духом.

— Вот это фокус! — свистнул Чаркин.

— Неужели ни один не остался? — спросил я, наивно рассчитывая на чудо.

Мичман почесал затылок.

— Есть один торпедолов. Но только какой это корабль! Так, катеришко. Но и он уходит через полчаса.

Возвращаться с пустыми руками обратно я не мог. Редактор по головке за такие штуки не погладит. Но что можно получить на этом катере?

— Эх, была не была, — решил я, — пойду на торпедо- лове. Может быть, удастся выжать какую-нибудь информацию.

К маленькому причальчику меня провожал мичман. Чаркин остался ночевать на посту, чтобы назавтра уехать обратно. Мы петляли по невидимым узким тропкам, я то и дело спотыкался об острые валуны. Мичман придерживал меня за руку.

— В такую погоду идти на торпедолове — безрассудство, — говорил громко мичман, стараясь перекрыть завывание ветра, — я вам не советую.

Я молчал.

Мы ступили па дощатый причал, который скрипел под ногами, как несмазанные колеса телеги. Между сваями тяжело гукала волна. На торцовой стороне причала маячил силуэт торпедолова.

— Эй, вахтенный! — крикнул мичмап. — Вот к вам из редакции!

Подошел матрос в черном овчинном тулупе и, козырнув, стал проверять документы.

— Я уже проверил, — сказал мичман.

Матрос не обратил на это замечание никакого внимания и светил фонариком сначала на удостоверение, а затем на мое лицо. Потом представился:

— Вахтенный по торпедолову матрос Сухоруков.

— Проводите меня к командиру, — сказал я.

Пожелав мне счастливого плавания, мичмап растворился в месиве темноты, ветра, снега и дождя.

Каюта командира была крохотной. За миниатюрным письменным столом сидел лейтенант. Я представился:

— Лейтенант Сгибнев. Прибыл к вам по заданию редакции.

— Командир торпедолова лейтенант Григоренко.

Мы сели. Григоренко на кровать, а я на стул. Наши колени соприкасались — в каюте было тесно.

Григоренко в упор рассматривал меня. Я не выдержал его пытливого взгляда:

— Почему вы так на меня смотрите?

Лейтенант смутился:

— Извините. Просто в первый раз вижу живого корреспондента.

«Что он, издевается?» — подумал я и посмотрел на Григоренко. Но нет, в его глазах светилось неподдельное любопытство. Я почувствовал себя неловко. Григоренко перевел взгляд на мои ноги. Ца ботинках налипло по пуду грязи.

— Что же вы молчите! — всплеснул он руками. — Немедленно переодевайтесь!

Я попробовал возразить, но он уже доставал из узенького шкафчика тяжелые кирзовые сапоги и ватные брюки.

Пока я натягивал брюки, Григоренко спросил:

— Служили на кораблях?

— Нет, — ответил я, — не приходилось. Я все время при редакциях военных газет.

— Тоже, конечно, занятие, — милостиво сказал Григоренко.

Мы снова сели и уставились друг на друга.

— Я хочу написать в газету о ком-нибудь из ваших подчиненных. Не могли бы вы назвать кандидатуру?

Лейтенант задумался.

— Отчего же нет, можно. Вот, например, Сухоруков. Матрос дисциплинированный. Книжку «Боевой номер» знает.

Я знал, что в этой небольшой книжице записаны обязанности матроса по всем расписаниям: авралу, боевой тревоге, приему топлива и боезапаса и многое другое.

— Или, к примеру, Пантюхов, — продолжал Григоренко, — тоже знает книжку «Боевой номер». Дисциплинирован. Есть еще Середа. Книжку знает хорошо…

Я перебил Григоренко:

— По вашим характеристикам получается, что матросы все одинаковы.

— Почему одинаковы? — удивился лейтенант. — Вот, например, матрос Колабашкин. Дисциплинирован слабо. Имел замечания на берегу.

— Ну, хорошо, — сказал я, чувствуя раздражение, — пригласите кого-нибудь ко мне.

Григоренко вышел в коридор. Через минуту он возвратился в сопровождении плотного розовощекого матроса.

— Товарищ Пантюхов, — сказал ему лейтенант, — вот с вами будут беседовать, — И повернулся ко мне: — Вы меня извините. Я пойду готовить к походу корабль.