Его не слушали. Газета пользовалась успехом.
Кованный отошел в сторону. Какое-то непонятное, словно зубная боль, сомнение точило его.
«Неужели я не прав? — подумал он. И тут же сам ответил себе: — Нет, не может быть. Тогда почему ощущение какой-то ошибки? Как коммунист, я должен трезво оценить свои поступки».
И вдруг он понял. Решительно повернувшись, Кованный зашагал по отсекам. Светелкина он нашел не сразу. Тот менял прокладки на клинкетах. В неровном электрическом освещении лицо его выглядело похудевшим и бледным, как после болезни. Только горячие глаза светились раскаленными углями.
— Вот что, — неловко сказал мичман, — в общем, так. Бумага у вас есть?
Светел кин засуетился:
— Конечно, я сейчас… Одну минуточку…
Они сели друг против друга, положив чистый лист бумаги на крутой чугунный бок электромотора. Мичман улыбнулся, и Светелкин ответил ему такой же благодарной улыбкой. Все же они были не совсем разные: их роднила необыкновенная глубина глаз.
— Значит, борешься с недостатками сатирой? — спросил мичман.
— Да, — ответил Светелкин.
— А с диалектикой как?
Светелкин наморщил лоб:
— Во-первых, все изменяется от низшего к высшему…
— Вот и я изменился, — перебил его старшина команды, — недооценивал меткого словца.
Он взял в негнущиеся пальцы ручку и написал крупными буквами.
«Рекомендую товарища Светелкина кандидатом в члены Коммунистической партии Советского Союза. Будет товарищ Светелкин настоящим коммунистом».
ДВОЙНАЯ ПОРЦИЯ
По всей вероятности, корабль попал в центр циклона. Ошалелые волны мечутся в невообразимом беспорядке. Седые, косматые тучи опустились до самой воды, цепляются за корпус и надстройки.
Сухим пушечным треском разрываются на куски молнии. Они сверкают рядом, у самого борта, как будто корабль плывет не по воде, а в небе, среди облаков.
Швыряет и крутит его ветер. Ходуном ходит палуба. А в низах и того хуже. Снимаешь ботинки, а они уже сами шагают из угла в угол кубрика. Тяжело смотреть на эти фокусы.
Матрос Мышечкин отказывается от обеда. Ложится на банкет. Укрывается с головой бушлатом. Мутит матроса.
— Пропади ты пропадом такая жизнь, — шепчет он сухими губами.
Жирный запах супа плывет по кубрику. Совсем невмоготу. Встает Мышечкин. Хватаясь за переборки, ковыляет к выходу.
— Эй, флотский! — окликает его матрос Цветков. — Куда уходишь? Суп остынет.
Мышечкин не слушает. Движется боком к выходу. А Цветков не унимается:
— Ты посмотри, чудак, на кашу. Один жир. Пальчики оближешь.
Мышечкин не выдерживает. Зажав рот рукой, мчится по коридору в сторону умывальника, а вслед ему несется обидный смех Цветкова:
— Это тебе не на бульваре незабудки нюхать.
В умывальнике качка выворачивает Мышечкина наизнанку. Присаживается где-то в углу. Клянет все на свете, а больше всего море и обед.
Ползет время. Забыл Мышечкин, где он, кто он. Только в голове: бум-бум-бум.
Внезапно ударили колокола громкого боя.
«Боевая тревога», — с ужасом думает матрос, и ему с досады хочется плакать. Но слез нет. Все вымотал проклятый шторм. Бредет Мышечкин на боевой пост.
Командир боевого поста мичман Богун уже на месте. Щелкает секундомером.
— Прибыл, — вяло докладывает Мышечкин и не смотрит мичману в лицо, потому что сверлит мичман его суровым взглядом. Ну да Мышечкину сейчас все равно. Пусть сверлит.
Начали тренировки. Отчеркнул мичман мелом круг на переборке и командует: «Заделать пробоину!»
«Ему хорошо командовать. Стоит на палубе, как вкопанный. А каково мне?» — думает Мышечкин.
Бросились матросы к аварийному инструменту. Время- то идет. Отсчитывает круги стрелка секундомера. Только Мышечкин стоит на месте. Не может двинуть ни рукой, ни ногой. А мичман вроде и не замечает его состояния, командует:
— Товарищ Мышечкин, взять, жесткий пластырь!
Схватил он пластырь обеими руками, туда его, сюда. Не может поднять.
— Быстрее, — говорит Богун, — товарищей подводите. Поднатужился Мышечкин. Кое-как подтащил пластырь к «пробоине». Наконец-то. Но мичман не дает передышки:4"Взять кувалду!»
Кружится голова у матроса. Запамятовал совсем, что надо с этой кувалдой делать. А товарищи рядом уже подставили клинья.
— Бей! Бей! — шепчут подбадривающе.
Размахнулся Мышечкин. Саданул по клину. Раз! Раз!.. Заклинил стойку. Стал пластырь на место. «Пробоина» заделана. Товарищи бегут по коридору.
— Куда? — не понимает Мышечкин.
— Трубопровод «прорвало». Бугель ставить.