Перекинув вещевой мешок, Юрий споро зашагал под уклон, к бухте, где подле узких причалов суетились бар- казы и катера.
Зорин спрыгнул на катер и вскоре был на крейсере. Щеголеватый вахтенный офицер, с непередаваемым изяществом ответивший на приветствие, внимательно и довольно долго изучал документы. Затем поднял голову и спросил:
— Значит, бывший курсант?
— Да, бывший, — ответил Юрий, чувствуя, как слово «бывший» впервые неприятно резануло слух.
— Рассыльный! Проводите матроса Зорина к командиру боевой части связи, — приказал вахтенный офицер и сразу же занялся другими делами.
Итак, для Зорина началась новая жизнь. Шагая за расторопным рассыльным, он сбился со счета трапам и тамбурам. Наконец пришли. Юрий толкнул дверь и, шагнув через комингс, доложил высокому худощавому капитан-лейтенанту:
— Матрос Зорин прибыл для прохождения службы.
— Брагин, — ответил офицер и показал глазами на кресло: — Присаживайтесь.
Юрий увидел, как из-под рукава тужурки мелькнули ослепительно чистые манжеты с красивой запонкой и, почему-то испытывая неприязнь, подумал: «Белоручка, видно. Перед кем тут на корабле запонками красоваться?»
Брагин просмотрел документы, спросил:
— Трудно давалась учеба?
— Нет, — ответил Юрий, — не очень. Просто расхотелось стать офицером. — Он сделал упор на слове «офицером».
— Ну, что ж, — не повел даже бровью капитан-лейтенант, — не каждому дано быть офицером. — И, улыбнувшись, добавил — А у нас вы будете сигнальщиком. Дело это не сложное, но требует ловкости рук.
Позже, уже ворочаясь на матросской койке под самым подволоком невысокого кубрика, Зорин снова вспоминал свой первый разговор с командиром боевой части. Рядом на койках спали новые товарищи. Встретили они Зорина неплохо. Показали рундук, шкафчик, провели на сигнальный мостик и разъяспили обязанности по боевым расписаниям. Особенно старался раскосый, с черными волосами матрос («Узбек, наверное», — решил Юрий), по фамилии Юлдашев.
— Твой сектор — пять градусов правого борта и двадцать левого, а мой наоборот: пять левого, а двадцать градусов правого. Понимаешь?
Зорин кивал головой, говорил, что, конечно, понимает, но, но совести говоря, в этот первый день ничего не понял и ни в чем не разобрался.
А потом потекли дни, похожие друг на друга, как заклепки на корпусе корабля. Юрий зубрил азбуку с каким-то старорежимным произношением: аз, буки, веди, глаголь…
— И кому это надо? — однажды, шутя, кинул Юлдашеву.
Юлдашев рассмеялся, покрутил головой и даже прищелкнул пальцами.
— Чудак ты. На корабле путать ничего нельзя. Особенно в бою. Скажешь «бэ», подумают «вэ». А «буки» и «веди» не перепутаешь.
Он пояснил это серьезно, и Юрий в душе ухмыльнулся: «Знаю, симпатяга Юлдашев, хорошо знаю».
Спустя месяца два вся премудрость корабельной жизни, которая шлифовалась поколениями, незаметно и просто вошла в Зорина, стала его вторым «я». Он уже довольно резво размахивал сигнальными флажками, знал морзянку и мог запросто перевести градусы в румбы и наоборот. И только мнение об офицерской службе не менялось. Правда, Брагин не был белоручкой, как пока-залось Юрию впачале. Когда в одном из походов испортился сигнальный прожектор, именно командир боевой части, сбросив свою ослепительно чистую рубашку, вторгся в его внутренности и, пачкая руки, обрастая ссадинами, починил прожектор в довольно короткий срок. После этого все сигнальщики стали увереннее разбираться в устройстве механизма: Брагин, ремонтируя, подробно объяснил устройство прожектора и причины неисправности. Он частенько заглядывал и в кубрик, беседовал с подчиненными. И матросы, если у кого случались неурядицы, шли к командиру боевой части. Знали: он поможет. Юрий незаметно для себя стал тоже испытывать уважение к офицеру, и, может быть, это чувство углубилось бы, если б не одно событие.
Как-то, проходя по шкафуту, Брагин сказал Зорину:
— Сходите на сигнальный мостик, наведите порядок. Мусорок появился.
— Есть, — ответил Юрий и пошел выполнять приказание. Но по пути зашел на бак, покурил, посмотрел на оживленный рейд, перекинулся несколькими фразами с товарищами и… забыл о полученном приказании. Вечером его вызвал командир боевой части. Юрий не узнал офицера. Его белесые, казавшиеся такими не мужскими брови сошлись на переносице в строгую линию. Глаза, прежде отсвечивающие голубизной, потемнели.