В одну из передышек Федор сказал ему:
— Ты вот что, не очень… Осторожность надо соблюдать. Нарваться на пулю — штука не хитрая, а нам надо быть на вершине.
Бой кипел с неослабевающей силой. Появились наши штурмовики.
Чуть не касаясь тяжелыми бронированными брюхами земли, они носились над фашистскими траншеями, поливая их густым пулеметным огнем. Вой, скрежет, грохот, казалось, достигли апогея. Оглушенные, доведенные до исступления гитлеровцы бросились в контратаку. Рука-вишников увидел грязно-зеленые фигурки, двигавшиеся по склону горы. В поле зрения попал долговязый гитлеровец, бежавший впереди. Федор тщательно прицелился и дал короткую очередь. Нелепо взмахнув руками, гитлеровец исчез.
— Эхма, кроши их! — закричал Петр Аржанов, устремляясь в гору.
Впереди уже бежали Пеньков, Круглиевский, Васюта. Делая гигантские прыжки, Круглиевский перескакивал с камня на камень. Огромный, нескладный, с перебинтованной головой, он был страшен в ту минуту. Бежали тяжело. Склон становился круче. Горячий едкий пот застилал глаза, пыль попадала в раскрытые рты, мешая дышать.
— Быстрее, быстрее! — кричал Рукавишников.
И все, не останавливаясь и уже не обращая внимания на встречную пальбу, неслись вперед. По опыту Рукавишников знал: останавливаться нельзя. Остановишься — будет плохо. И другие это знали, потому что большинство было хлебнувших вдосталь сурового военного опыта.
Схватка была короткой и страшной. Беспорядочной толпой гитлеровцы откатились на вторую линию траншей. Окопы, куда ворвались наши бойцы, были грязны и захламлены. Валялись припорошенные пылью куски газет на чужом языке, помятые каски с оторванными ремешками, обгорелые тряпки, автоматы, пулеметные ленты и снарядные обоймы. Разбросав руки, запрокинув к небу небритое лицо с ржавой щетиной, лежал убитый длинный гитлеровец. Из-под разорванного зеленого френча виднелось белое тело. Рукавишников посмотрел на убитого и подумал, что у этого фрица, наверное, где-то там, в Германии, живут родственники. Может быть, ждут его пись-ма, а получат похоронную. И мимолетная дума эта не родила в сердце старшины ни жалости, ни сочувствия к убитому. Отвернулся, вслух сказал:
— Черта ли ему, гаду, нужно было в нашем Крыму?! Справедливая кара…
Бой на некоторое время стих. Процеженная сквозь гарь и пыль тишина казалась хрупкой и призрачной, как мираж. Рукавишников привалился к брустверу и, тяжело дыша, посмотрел вперед. Он был еще полон боем. Внутри все кипело и клокотало.
— Старшина! — кто-то дернул его за полу бушлата.
Сдвинув на затылок бескозырку, стоял Денежкин. Седая пыль густой пудрой забелила его лицо. И даже веснушек почти не было видно. Только там, где со лба скатились струйки пота, проглядывали веснушки, яркие и спелые.
— Иди в блиндаж, — сказал Денежкин, хитро улыбаясь, — там обед доставили… горячий…
В блиндаже толпились несколько бойцов штурмовой группы. У овального, с откидной крышкой термоса стояла Настя. Острый луч солнца, пробившийся сквозь щель, образованную свернутой набок тяжелой железобетонной плитой, падал ей на голову. И от этого Настины волосы казались не черными, какими они были на самом деле, а светлыми, как золотая паутина. Увидев Федора, Настя замерла. В одно мгновение напряженное ожидание на лице сменилось затаенной радостью, ее можно было заметить по легкому вздрагиванию ресниц. Луч солнца будто вспыхнул внутри Насти и осветил ее трепетным, видным, может быть, только одному Федору, светом.
— Харч всем выдается? — спросил хрипло Федор.
— Подходи, не обидим, — ответила Настя.
И когда она протягивала Федору котелок, он почувствовал легкое прикосновение ее рук. Нестерпимое чувство близости захлестнуло Федора. Ему захотелось обнять Настю и сказать что-нибудь такое, чего еще никогда и никому не говорил. Но ничего этого Рукавишников не сделал. Он посмотрел в любопытные глаза Денежкина, на восхищенное лицо Васюты, на пытливый взгляд Аржанова и буднично спросил:
— Ну, как ты там?
— Да ничего, жарко.
Рукавишников взял котелок, отошел в сторону, а Настя, как обычно, стремительно подхватила свою санитарную сумку, вышла из блиндажа.
Васюта вздохнул и придвинулся к Рукавишникову.
— Она вам не все сказала. Приходил политрук и очень хвалил ее. Говорил: «Благодарю за самоотверженные действия». Двадцать раненых вынесла, — добавил Денежкин, щелкнув ложкой по пустому котелку.
— А ты откуда все это знаешь? — спросил Рукавишников.
Денежкин не спеша закурил. Пустил в потолок кольцо сиреневого дыма и ответил: