Алексей рванулся к борту, впился задрожавшими пальцами в холодный металл поручней. Внизу, на краю гранитного парапета пристани, стояли и тоже кричали что-то, и тоже счастливо размахивали руками, приветствуя его, Муся и Глорочка. Горячая волна радости обрушилась на штурмана — так, что голова закружилась. И жадно вглядываясь в их мокрые от дождя лица, он крикнул — а может быть прошептал слова, в последние дни не раз готовые вырваться из груди:
— Милые вы мои, наконец-то мы опять вместе!
Через полчаса, покинув судно, они весело шагали домой. Дождь, утомленный своей бесконечностью иссяк, и в рваных разрывах облаков то и дело проглядывало нежаркое майское солнце. Начисто вымытые улицы города казались в лучах его необыкновенно красивыми, принаряженными, словно и они радовались возвращению «Коммунара». Молоденькие деревья в театральном сквере покрылись зеленоватой дымкой первой листвы, а трава под ними, на газонах, успела уже слиться в густой и мягкий сочно-зеленый ковер, усеянный множеством золотистых шапочек цветущих одуванчиков.
Маркевич лишь изредка, мельком посматривал на всю эту красоту, отрывая глаза от жены и дочери. Муся шла рядом неизменно ровной, плавной походкой, с матово-розового лица ее не сходила томная полуулыбка, в черных глазах светилась откровенная радость Словно всем видом своим хотела подчеркнуть, может быть, даже сказать встречным прохожим: «Смотрите, какая я необыкновенная, нежная и красивая, какой у меня замечательный муж и какая прекрасная дочь!»
Глорочка то забегала вперед и, наклонясь к газону, торопливо срывала один, второй одуванчик, чтобы тут же отбросить их на вылизанную дождем песчаную дорожку, то возвращалась к отцу, заглядывала ему в глаза и все сыпала, сыпала словами:
— А что ты мне привез, папка, а? А маме что? И бабушке тоже привез? А Аргентина — это очень далеко? Дядя Витя говорил, что там крокодилы живут: стра-ашные! Ты видал настоящего крокодила? А почему ты мне не привез маленького крокодильчика? Дядя Витя…
— Перестань тараторить! — резко, почти сердито оборвала ее Муся. — Папе вовсе не доставляет удовольствия выслушивать твои восторги по поводу дяди Вити. Иди вперед, не путайся под ногами!
Девочка сразу умолкла, чуть поникла головой, послушно ускорила шаги, будто и в самом деле чем-то провинилась перед матерью или отцом. А Муся вполголоса пояснила:
— Виктор Семенович совсем вскружил ей голову. Буквально не сходит с языка…
— Что за Виктор Семенович? — спросил Алексей быть может чуточку настороженнее, чем бы ему хотелось.
— Штурман Самохин, мальчишка, — брезгливо повела Муся плечами. — Считает себя неотразимым и, кажется, уверен, что ни одна женщина не может устоять перед ним. Пустышка!
Она рассмеялась с таким откровенным сарказмом, что Алексей поверил в искренность этой оценки «дяди Вити». И все же не удержался, спросил:
— А откуда Глорочка знает его?
— У Зины Окладниковой видела… И в клубе на репетиции.
— В клубе?
— Да. Представь себе, я увлеклась драмкружком! — Муся вдруг оживилась, взяла Алексея под руку, прижалась к нему. — Ты знаешь, во мне неожиданно открылись артистические таланты. Наша руководительница Надежда Владимировна Свирская, уговаривает меня пойти на сцену, сулит блистательное будущее. Не правда ли, солидно звучит: «Народная артистка республики Марианна Маркевич!»
— Почему Марианна? — Алексей удивленно округлил глаза. — Ты же…
— Ах, оставь, — Муся недовольно наморщила носик. — Разве имя Марии для сцены? Маруся, Машка… Нет, только Марианна. Это и звучит, и по-настоящему сценично!
— Ладно, ладно, — улыбнулся Маркевич неистребимой гордыне жены, — пусть будет Марианна. И давно вы увлекаетесь драмкружком, товарищ народная артистка республики?
— С прошлого года. Успела сыграть несколько ролей. Публика принимает на «бис», даже голова кружится от успехов…
И, словно спохватившись, что отвлеклась от темы их разговора, так и не ответила на вопрос мужа, Муся опять заговорила о Самохине:
— Он тоже у нас играет, этот неотразимый. На амплуа героя-любовника. Несколько раз после спектаклей провожал меня домой, заходил. — Она бросила быстрый взгляд на дочь и продолжала громче, насмешливее: — А потом я познакомила его с Зиной, и бедняга совсем потерял голову. Ты же знаешь Зинку, она кого угодно сведет с ума.
Алексей промолчал. Почему-то рассказ о «герое-любовнике» неприятно кольнул его. Чтобы не выдать себя, спросил, стараясь изобразить заинтересованность: