Василий Васильевич удивленно приподнял бровь, а Таратин, широко открыв глаза, быстро сказал:
— Есть инструкции. Немедленно сообщить в ближайшую базу.
— А если не мину? Если встретим подводную лодку противника? — голос Владимира Федоровича звучал спокойно и рассудительно. — Не станет же лодка дожидаться, пока с базы к нам подоспеет помощь. А из инструкции, как бы хороша она ни была, извините меня, стрелять нельзя.
— Я не совсем понимаю, чего вы хотите, — нетерпеливо передернул Таратин плечами. — Война есть война, и всякие «если»…
— Совершенно верно, — решительно перебил его Сааров, — война есть война, и чтобы не было этих самых «если», мы должны иметь на судах то, чем можно и дрейфующую мину уничтожить и уничтожить вражескую подводную лодку, и отогнать от парохода самолеты противника. Настало время, товарищи, — повернулся он к внимательно слушающим морякам, — вооружить наши суда хотя бы одной пушкой и двумя-тремя пулеметами. Так, как это делают и англичане, и немцы. Вот тогда наши пароходы стану не очень-то уязвимыми для фашистов. А людей, способных владеть оружием, подготовить не столь уж трудно.
— Правильно! — хлопнул себя ладонью по колену, как выстрелил, Бурмакин. — Верное предложение, Василий, пиши! Мы все подпишемся под ним!
— Предложение действительно дельное, — согласился Глотов, — и мы завтра же войдем с ним в вышестоящие органы. Спасибо, Володя, за умную мысль. Кто еще хочет слово?..
…Маркевичу так и не удалось поговорить с Владимиром Федоровичем, хотя бы пожать ему руку: едва совещание закончилось, как моряки поспешили покинуть кабинет, поскорее вернуться на свои корабли. Ушел и Сааров. Алексей тоже направился к двери, но его окликнул Глотов:
— Не уходи, ты мне нужен.
Пришлось остаться, тем более, что и Таратин кивком головы согласился с Василием Васильевичем. А когда кабинет, наконец, опустел, Глотов спросил:
— Как думаешь, почему я не одного Ведерникова, а и тебя вызвал?
— Не знаю, — пожал Маркевич плечами.
— Так вот… Мы тут с Григорием Яковлевичем судили-рядили, следует ли оставлять Бориса командиром на «Коммунаре». Моряк он, конечно, знающий, но…
— Перестраховщик, — перебил Таратин. — ответственности боится: «как бы чего не вышло». Не люблю я таких.
— Разрешите не согласиться, — запротестовал Алексей. — Я с Борисом Михайловичем давно служу, повидал его в разных условиях…
— Знаю, — подхватил Глотов, — но одно дело плавание в мирных условиях, и совсем другое сейчас. Потому и спросил, нет ли у него вопросов. Так что же будем делать? Твое мнение, Григорий?
— Оставить на судне, — Таратин вскочил со стула и быстро зашагал из конца в конец кабинета. — Обстановка покажет, как дальше быть. У тебя есть вопросы, старпом?
— Помполита у нас до сих пор нет. Василий Васильевич обещал, да, как видно, забыл.
— Помполита? — Григорий Яковлевич остановился напротив него, заложил руки за спину, прищурился, как бы прощупывая штурмана острым взглядом черных глаз. — Помполита… А где его возьмешь? Вон сколько народа ушло от нас на боевые корабли. Да и не нужен вам помполит.
— Как не нужен?
— А так! Ты что, Симакова не знаешь? Старшего механика вашего? Любому помполиту сто очков вперед даст! Ему и поручу политическую работу с командой. По совместительству, так сказать. Вроде нагрузки. Справится!.. Что ты сказал?
— Ничего, — невольно улыбнулся Маркевич. Он впервые вот так, вплотную, беседовал с начальником политотдела и не мог сразу привыкнуть к его манере вести разговор. Григорий Яковлевич говорил быстро, короткими, отрывистыми фразами, то и дело вставляя еще более короткие вопросы, часто перебивая собеседника, на лету подхватывая его мысль. Так же быстро принимал он и решения, с которыми трудно не согласиться. В самом деле, чем плох Григорий Никанорович Симаков, кто лучше его знает коммунаровцев и умеет подходить к каждому из них? Совсем недавно Алексей испытал на себе эту его способность и сейчас не удержался, чтобы не спросить:
— Это он о Ведерникове вам говорил? И обо мне?
— Он. А ты откуда знаешь?
— Догадываюсь. Только едва ли он стал бы рекомендовать меня в командиры.
— Ну и дурень! — фыркнул Таратин. — Совсем ты его не знаешь. А он тебя… Впрочем хватит. Пора домой. Вася, идешь?
— Немного задержусь. Леша, поводишь меня?
— Ну, доброй ночи! — и Григорий Яковлевич быстро вышел из кабинета.
— Порох! — улыбнулся вслед ему Глотов. — Все бегом, все в сверхскоростном темпе. А умница — дай бог всякому. И людей умеет видеть насквозь. Хорошо с ним работать: в нужном деле всегда поддержит. Вот и сегодня спать не будет…