Маркевич так глубоко задумался, что даже не удивился, — не успел удивиться, увидав, как на мачте флагманского корабля охранения взвился какой-то сигнал. Поднял бинокль к глазам, начал всматриваться и вздрогнул от резкого вскрика Бориса Михайловича:
— Воздух! Самолеты противника…
— Где? — рванулся к нему Алексей.
И будто в ответ на встревоженный этот вопрос на боевых кораблях часто и гулко захлопали, затрещали зенитки, хотя как ни всматривался Маркевич в небесную синь, а все еще не мог рассмотреть в ней ни одной черной точки. Не потому ли, что стекла бинокля так поразительно и непонятно дрожат перед глазами?
Опустив бинокль, он посмотрел на море. Корабли охранения перестраивались на ходу, продолжая вести частый, ожесточенный огонь, и только транспорты следовали все тем же курсом. Расстояние между ними увеличивалось на глазах, и Алексей догадался, что караван начал рассредотачиваться, выполняя волю флагмана. «Эх, нам бы сейчас пару зениток да несколько пулеметов! — подумал он, опять поглядев высоко в небо, где уже плыло множество беленьких, совсем не страшных облачков. — Как Сааров говорил на совещании, нам бы…»
Мысль оборвалась, точно утонула в оглушительном грохоте взрыва, всколыхнувшем, кажется все море, а вслед за взрывом недалеко впереди, там, где только что находилась «Аргунь», к самому небу взметнулось ярко-рыжее пламя, смешанное с густым, как чернила, дымом. В этом дыму и пламени, как призрак, мелькнули — и сразу умчались вдаль широко распластавшиеся крылья гигантской птицы, и сквозь звон все еще стоящий после взрыва в ушах, Маркевич услышал рев моторов удаляющегося самолета.
— «Аргунь»! — глухо вскрикнул Ведерников и тут же повернулся к Маркевичу, свирепо прорычал: — Не видите, куда прете? Лево на борт! И нас хотите погубить?
— Там люди, надо подобрать людей!
— Лево на борт, растак вашу!.. — погрозил капитан кулаком. — Или не знаете? Мы не имеем права подбирать людей, это дело «морских охотников». Лево на борт!
Да, надо было брать левее, «Коммунар» мог врезаться в борт охваченной огнем «Аргуни», да и людей с гибнущего транспорта действительно обязаны подбирать специально выделенные для этой цели корабли. Мысленно проклиная незыблемый этот закон морского конвоирования, Маркевич повернулся к рубке и коротко, сдавленно бросил в раскрытое ветровое окно рулевому:
— Возьмите лево… Так держать!
— Есть так держать! — донесся оттуда такой же сдавленный отклик, и «Коммунар» начал поворачиваться бортом к пылающему судну.
Страшная, охваченная огнем, окутанная черным дымом, «Аргунь» приближалась с каждым оборотом винта. Потеряв ход, она неподвижно покачивалась на невысоких, удивительно ласковых и спокойных волнах мертвой зыби. Искореженный взрывом нос парохода все быстрее опускался в воду. Зато ярко-красная от сурика корма с такою же быстротой все выше поднималась над морем, на фоне которого нелепо и ненужно продолжал вращаться черный гребной винт. С обоих бортов транспорта уже раскачивались на волнах «морские охотники», подбирая уцелевших моряков, но ни один не смел подойти к самому борту «Аргуни», чтобы забрать тех, кто, быть может, еще не покинул ее: огонь вот-вот доберется до трюмов, а в них — взрывчатка и снаряды…
— Человек! — вскрикнул матрос-рулевой за спиной у Маркевича. — На мостике «Аргуни» человек!
Алексей вскинул к глазам бинокль: где человек? Не померещилось ли?
Волны, перекатываясь через полубак, били уже в переднюю переборку спардечной надстройки обреченного парохода. Дым черным пологом застилал капитанский мостик и задравшийся полуют, и в этом дыму ничего нельзя было рассмотреть. Но неожиданный порыв ветра на миг отбросил полог в сторону, прижал к воде, и Мареквич едва не выронил бинокль: на мостике «Аргуни» — вот он, совсем рядом — стоит Владимир Федорович Сааров. Одинокий, прямой, впившись руками в поручни и на самые брови надвинув фуражку с большим козырьком, он стоит, как изваянный, и не отрываясь глядит на родное Белое море, на корабли, на друзей-моряков, уходящих в морскую даль…
— Шлюпку! — отчаянно крикнул Алексей. — Шлюпку на воду!
Но Борис Михайлович уже успел справиться со своим волнением.