— Что за черт? — вполголоса выругался Маркевич. — Где же у них репетиция?
Он не стал больше искать жену, не захотел подниматься на третий этаж, куда, как гласила трафаретка над лестницей, «посторонним лицам вход строго воспрещен». Вместо этого спустился в буфет и, решив скоротать время до девяти за кружкой пива, присел на ближайший свободный стул.
— Леша, давно ли? — послышался из-за соседнего столика знакомый голос, и, взглянув в ту сторону, Алексей увидел уже раскрасневшегося, с подозрительно веселыми глазами Петра Павловича Бурмакина. — А ну, швартуйся к нашему борту, дружище. Давай, давай!
Маркевич тоже обрадовался этой встрече, подошел, захватив с собой стул, сел рядом с Бурмакиным, пожал руки трем его товарищам-морякам.
— Давно вернулся? — спросил Петр Павлович. — Ты, я слышал, старпомом на «Коммунаре»? А помнишь, как я заставлял тебя драить медяшку на «Володарском», первые свои склянки помнишь? Вот потеха!
Он расхохотался — весело, заразительно, так, что даже ямочки-оспинки побелели на кирпично-красном его лице, и принялся рассказывать товарищам о том, как десять лет назад зеленый салажонок, не тертый — не соленый вот этот самый Алешка Маркевич явился матросом второго класса на пароход «Володарский».
— Я тогда старшим был. А стояли мы на ремонте… И вот приходит однажды сей покоритель морей и океанов. Вид у него — ну, будто только-только от мамкиной юбки отцепился. Сосунок, чистый сосунок! Признаться, досада взяла. «За коим лешим, — думаю, — детей присылают?» Однако парнишка вроде решительный, главное — в глазах жадность к судну, пальцы шевелятся, так бы и ухватился за первый попавшийся конец. Нет, — думаю, — надо испробовать. Прогнать всегда успею…
— И прогнал? — спросил один из товарищей Бурмакина, плечистый капитан с седым ежиком волос над широким покатым лбом.
— Нет, не вышло, — вздохнул Петр Павлович будто с сожалением. — Он, брат, на следующее утро такое учудил, что хоть за животики хватайся. Отстоял ночную вахту, надо утренние склянки бить, а он как вжарит тревогу — будь мертвецы на борту, и те вскочили бы! Боцман наш, Петрович, вы ж его знаете, первый тогда в нем определил. Раздолбал, значит, как положено, а потом пришел ко мне и говорит: «Получился человек. К делу морскому жаден, за ночь ладони в кровь изодрал, бухты стального троса перематывая, а хоть бы поморщился». И попросил меня: «Дай, — говорит, — я его сам подраю. Будет матросом первейшего класса…»
— И получился? — спросил тот же седой капитан.
— Хм, смотри сам, — Бурмакин самодовольно усмехнулся. — Старшим помощником плавает, да еще с кем, — с Ведерниковым! Этому черту не каждый угодит!
— Чего доброго, скоро и тебя догонит?
— Обскачет! — Петр Павлович рубанул ребром ладони по краю стола. — Как пить дать, обскачет!
Он будто вспомнил при слове «пить» об Алексее, повернулся к нему всем корпусом, толкнул в плечо:
— А ты почему на сухую, Алеша? И кислый какой-то… Случилось что?
— Да нет, — улыбнулся Маркевич, — ничего не случилось. Слушаю вот, как вы обо мне рассказываете, и даже не верится, что все это было когда-то…
— Э, друг, то ли еще будет! — Бурмкакин обнял его за плечи, сказал без тени хмеля в голосе: — Море, Алеша, настоящих людей требует. Со стальной сердцевиной и с душою чистой, как само оно. Вот и любо мне, что ты таким оказался… Пойдем к Глотовым? Обидится Василь, что ты сегодня же не заглянул к нему.
Алексей посмотрел на часы: без четверти девять.
— А не поздно?
— Да он, небось, только-только из пароходства успел вернуться. Пойдем!
Бурмакин начал подниматься из-за стола, но Маркевич придержал его за руку: — Посидите минутку, я наверх и сразу назад.
Дверь в зрительный зал по прежнему оставалась запертой, и напрасно подергав ее, посмотрев, нет ли поблизости кого-либо из знакомых, Алексей рассердился. Минуту назад он еще раздумывал, идти ли к Глотовым. Бежал по лестнице, чтобы встретить жену и отправиться с нею домой, — перед Бурмакиным можно извиниться. Но Муси так и не оказалось, хотя уже ровно девять. Не искать же ее по всему клубу, не торчать до полуночи перед запертой дверью!
И решительно надвинув фуражку по самые брови, он направился вниз.
Бурмакин ожидал у входа в буфет.
— Ты что это такой надутый? — рассмеялся он.
Маркевич не ответил, махнул рукой:
— Пошли!
Покинув клуб, они зашагали по Поморской. А когда пересекли Петроградский проспект и направились дальше, к Новгородскому, время от времени перебрасываясь скупыми фразами о чем попало, Алексею вдруг показалось, будто вон там, впереди, тесно прижавшись друг к другу, идут двое, — да не Муся ли? Он невольно ускорил шаги: догнать! Но парочка свернула в какие-то ворота и скрылась за углом двухэтажного деревянного дома в глубине чужого двора.