Рука Вулфа остановилась, он вспомнил слова Джессики о том, что женщины не хотят второго ребенка после рождения первого. Он возобновил свое нежное движение.
— Твой отец сердит на мать?
— Постоянно. Он пьян. Он идет через зал к комнате матери. Дверь заперта… Он стучит в дверь снова и снова… Мне не слышно многое из того, что он выкрикивает, потому что бушует буря, и мать опять плачет…
Вулф закрыл на момент глаза, надеясь, что рождающиеся у него подозрения не оправдаются.
— Твоя мать открывает дверь? — спросил он.
— Нет.
Со вздохом облегчения он спросил:
— Что еще ты видишь?
— Он приносит топор к двери. Грохот и плач… Ее голос, как плач ветра за окном.
Вулф снова прикрыл глаза. Нежно и осторожно он коснулся лба Джессики. Кожа у нее была холодная и влажная
— Он тащит ее в зал, — продолжала Джессика, — клянется, что будет иметь сына от нее во что бы то ни стало.
Сердце перевернулось в груди у Вулфа, когда он услышал то, что происходило дальше.
— Джесси…
— Мать сопротивлялась, и он бил ее, пока она не затихла, а затем сделал свое дело. Когда все кончилось, она осталась лежать неподвижно, пока я не подошла. Я смыла кровь и отвела ее на кровать.
— Боже милостивый! — содрогнулся Вулф, потрясенный услышанным. — Ведь ты была ребенком!
Джессика продолжала рассказывать, как будто Вулф ничего не говорил. Она не верила, что может освободиться от воспоминаний. Она хотела лишь, чтобы Вулф понял, что она вырывалась от него вовсе не потому, что он был ей противен.
— Иногда у нее происходили выкидыши после нескольких недель болезни и тошноты, — продолжала она безжалостно. — Иногда она оставалась тяжелой, несмотря на постоянную рвоту и обмороки. Затем, всю пожелтевшую, ее везли рожать, зная, что ребенок будет мертвый. Никто из деревенских не хотел присматривать за ней, все считали ее проклятой. Я оставалась с ней одна.
— Джесси, — голос Вулфа прервался.
— Когда все было кончено, я обмывала и укутывала маленький труп в покрывало для крещенья… Они были, словно восковые куклы, неподвижные и бледные, как и мраморные головки, которые мы ставили на могиле… Шесть головок в ряд…
Джессика смотрела на Вулфа широко раскрытыми глазами.
— Я все делала для того, чтобы отнять их у ветра. Все же ветер забрал их всех, а в конце концов взял и ее. Я слышала их голоса в каждый шторм, но чаще всего я слышу ее голос. Она зовет меня, напоминает, что ужас ожидает всех женщин на брачном ложе.
Вулф начал было снова гладить ее, затем остановился, боясь напугать. Только сейчас он наконец понял, до какой степени она боялась мужских прикосновений.
Это было последнее и самое сильное ее содрогание. Когда тело Джессики успокоилось, она впервые с того момента, когда ею овладели воспоминания, осмысленно взглянула на Вулфа. Она видела лишь его силуэт на фоне золотого пламени свечи. Поколебавшись, она поднесла руки к его лицу, желая удостовериться в его реальности.
— Ты такой теплый, — выдохнула она.
Она тихонько ласкала его щеки, наслаждаясь его теплом, словно он был большим костром. Вулф хотел было что-то сказать, но не нашел слов, чтобы выразить все чувства, владевшие им.
— Я не собираюсь бороться с тобой, — шептала Джессика, изо всех сил напрягая голос, боясь, что он может пресечься. — Со своим собственным Вулфом… — Ее руки обвились вокруг его шеи, она уткнулась лицом в его грудь. — Пожалуйста, не надо ненавидеть меня… Ты единственный, кому я верю.
Вулф ощутил тепло ее слез не шее, и у него самого защипало в глазах. Из его груди вырвался глухой вздох, и он коснулся щеки Джессики рукой, которая слегка дрожала.
— Я тебя не ненавижу, Джесси, — сказал он хрипло. — Такого никогда не было.
Она повернула голову и поцеловала его ладонь.
— Спасибо, — прошептала она.
— Не сыпь мне соль на рану, — произнес он напряженным голосом. — Это я должен просить тебя, чтобы ты меня не ненавидела. Я считал тебя всего лишь взбалмошной и упрямой. Я не подозревал, что ты борешься за свою жизнь.
Губы Вулфа скользнули по векам и ресницам Джессики, промокая соленые слезы.
— Не плачь, эльф. Это выворачивает мне душу наизнанку. Перестань, прошу тебя. Впредь я никогда не буду таким жестоким.
— Я п-прошу п-прощения… я знаю, мои слезы п-противны тебе. Но я…
Вулф прижал палец к ее губам, не позволив ей продолжить.
— Твои слезы мне нисколько не противны.
— Но ты с-сказал…
— Успокойся, малышка. Когда я это говорил, я был взбешен, потому что думал, что мои прикосновения вызывают у тебя отвращение, вот и все.
— Никогда! — горячо воскликнула Джессика, еще крепче обнимая его за шею. — Никогда, никогда, никогда! Ты был моим талисманом от ветра. Я носила тебя у сердца, а когда ты стал ненавидеть меня, у меня ничего не осталось кроме ветра.
От горечи и презрения к самому себе у Вулфа перехватило горло. Он прижал к себе Джессику, ощутив ее дыхание на лице.
— Куда ты собралась, когда я остановил тебя несколько минут назад? — спросил он ее наконец.
— К ветру.
Он попробовал что-то сказать и понял, что не может. Тогда он стал шептать ее имя, повторяя его множество раз и целуя ей веки и ресницы. Он хотел рассказать ей, как он жалеет, что причинил ей столько боли, но лишь целовал… Как он мог не понимать ее до такой степени?
«Когда я с тобой, я не слышу ветра…»
Как мог он отвернуться от нее и оставить наедине с тем, чего она боялась больше всего на свете?
— Прости меня, Джесси, — прошептал наконец Вулф. — Если бы я знал, я бы не был таким жестоким. Ты веришь мне?
Джессика кивнула. Она все так же прижималась лицом к шее Вулфа.
— Ты можешь простить меня?
Она снова кивнула и обняла его еще крепче.
Он застонал.
— А я себе простить не могу.
Вулф молча обнимал Джесси, чувствуя, как постепенно напряжение уходит из ее тела. Она еще вздрагивала, когда налетал сильный порыв ветра, но уже не трепетала, словно осенний лист на ветру Наконец она издала долгий, прерывистый вздох и поцеловала Вулфа в шею в том месте, куда прижималась лицом. Кожа на шее была теплая и влажная от ее слез…
— Я, кажется, тебя всего обревела.
— Ничего, я не в обиде.
Джессика подняла голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
— Правда?
— Правда
Она улыбнулась все еще слегка дрожащими губами.
— Это значит, что ты простил меня?
— Когда я сказал, Джесси, что твои слезы мне противны, я вовсе так не думал
— Нет, я о другом… Я спрашиваю: ты простил меня за то, что я подстроила этот брак?
Возникла минутная пауза, после которой Вулф вздохнул
— Ты верила, что борешься за свою жизнь. Я не могу винить тебя за это.
— Я не знала, как несправедливо это по отношению к тебе, — зашептала Джессика, и слезы снова брызнули из ее глаз. — Я верила, что буду для тебя хорошей женой, правда, я верила. Я не знала, как многого мне не хватает в… во всем.
Большой палец Вулфа прикоснулся к ее губам, не давая ей сказать более того, что она успела.
— Не преуменьшай своих достоинств, Джесси. Не твоя вина, что я полукровка. Ты будешь хорошей женой для лорда.
— Стоп, — теперь она прижала пальцы к его рту.
Он осторожно приподнял ее руку и продолжил:
— Это правда. Ты рождена и воспитана, чтобы украшать замок лорда.
— Правда в том, что ты тот человек, который может вскружить голову и разбить сердце любой женщине. И ты, конечно, это знаешь.
— Я знаю, что внешность — не самое главное для мужчин, лошадей, собак, — сказал он сухо.
Джессика улыбнулась, хотя по ее щекам текли слезы.
— Дело не только во внешности, мой лорд Вулф. Ты очень неординарный мужчина.
Вулф нагнулся и прошелся ртом по серебристым следам ее слез
— Побудь под одеялом, Джесси. Я сейчас приду.
Вулф слез с кровати и натянул темные брюки. Стоя, он чувствовал, что Джессика наблюдает за ним. Он посмотрел через плечо и прочитал восхищение в ее глазах, направленных на его обнаженную спину. В нем зашевелилось желание, которое не сопровождалось гневом. Он наконец понял, что Джессика вовсе не дразнила его и не стремилась заставить ежиться под ее взглядом. Она просто не отдавала себе отчета в том, что заключал в себе ее взгляд. Она, наверное, испугалась бы, если бы поняла это. При ее уровне знаний о сексе она не могла и помыслить о чем-то, кроме простых взглядов и прикосновений.