Так я про то же. —
Нет, про то же, да не про то же. Даже совсем не про то же. Даже совсем, совсем про другое! —
Ну, уж извините. —
Нет, не извиним. —
Ну, не извините. —
Нет уж, извиним, но неким особым способом, как будто бы и не извиним, но все-таки извиним. И тем самым докажем наше реальное и прочее превосходство. Ну, доказали. —
Доказали. —
Помиримся? —
А мы и не ссорились. —
Тогда все нормально. —
Тогда все нормально. —
Понятно, что подобный диалог вполне невозможен с ритуально вежливым, этикетно закрытым и улыбающимся японцем — все это разборки с самим собой и своей больной совестью.
Так что прощай, Япония, возлюбленная на время моего краткого пребывания в тебе. Прощай по-близкому, по-житейски, и возвышенно, и по-неземному — навсегда. Уезжаю в края, где политики и просто люди говорят вещи разнообразные, порой ужасные и невыносимые, но на знакомом, понятном и почти легко переносимом языке. Где и я могу сказать им и о них все, что захочу. Ну, не то чтобы абсолютно все, но кое-что. Но все-таки. И они это поймут. Поймут даже то, что и не могу сказать и посему не сказал. И поймут правильно. И жестоко накажут меня за то. Но тоже по-свойски, по-понятному.
И напоследок поведаю об одной нехитрой истине, открывшейся мне по причине удивительного непрекращающегося моего писания. Несмотря на обещанный и многократно подтвержденный на весьма замечательных примерах закон иссякания энергии записывания и писания, по мере пробегания времени пребывания в стране Постоянного Стояния в Центре Неба Великого Солнца, она не иссякала. Да так оно в любой чужестранной стране. А в Японии — так и особенно. Но я, как уже давно всем понятно, пишу совсем не про Японию. И вообще, всякая чужая неведомая земля — просто наиудобнейшее пространство для развертывания собственных фантазмов. Вот один из последних я и привожу в завершение.