— Я не знаю, что сказать, Джереми. — Красивый поставленный баритон Стормана автоматически вызывал доверие. Но, конечно же, не у Халеда, который знал этого человека от и до. — Выводы слишком парадоксальны. Да, черт возьми, они просто невозможны!
— А что в ситуации с этими проклятыми «ясноглазыми» вообще возможно?!
— Мало что. Ладно, начну. И первым делом хочу признаться в том, что меня эти дети просто пугают. Не знаю, можно ли назвать их людьми. Они абсолютно асоциальны и в принципе не поддаются никакой социализации.
— Поясните, — ступил вперед Халед.
— Попытаюсь, — вскинул на него пустые глаза Сторман. — Они отказываются играть в командные игры, отказываются подчиняться, если им логически не объяснить, почему это нужно. Причем солгать им невозможно — они каким-то образом чувствуют ложь. Темы их разговоров между собой совершенно не соответствуют их возрасту — возникает ощущение, что беседуют какие-то высоколобые умники, а не двенадцатилетние дети.
— И что все это значит с вашей точки зрения? — хмуро спросил Халед.
— А то, что эти дети — смертельная угроза для нашего общества. Их, насколько мне известно, становится все больше. Это пандемия. И знаете, что пугает больше всего? «Ясноглазые» полностью отказались от конкуренции, как таковой, они просто не понимают, что это такое и для чего нужно. При этом обычные дети шарахаются от них и не могут объяснить почему. Даже самый отвязанный наркоман не рискует подойти ни к одному из «ясноглазых» — мы проводили эксперименты. Ничего! В ужасе бросаются прочь, что-то невнятно вереща. О чем речь, белые дети спокойно гуляют по черным районам, и никто их не трогает!
— Даже так?
— Именно так! Еще одна крайне важная деталь. Они общаются только между собой, не обращая внимания на то, из каких они семей. Сын миллионера на равных держится с нищим черномазым или латиносом, игнорируя детей своего круга, если те не «ясноглазые».
— А почему их вообще назвали «ясноглазыми»? — поинтересовался Халед.
— Да из-за их жутких глаз! — буквально выплюнул Сторман. — Их глаза — это смерть! Концентрированный ужас! Сперва кажутся очень чистыми и прозрачными, но затем начинаешь ощущать, как тебя изнутри что-то разъедает, словно кислотой. И чем дальше они на тебя смотрят, тем это ощущение сильнее. По прошествии десяти минут общения с ними у меня возникает желание без оглядки бежать прочь.
— Да… — Халед подошел к столу и взял с него какую-то бумагу. — Это результаты тестирования «ясноглазых» в Израиле и Новой Зеландии. Прислали сегодня утром. Израильтяне и новозеландцы напуганы так же, как и вы. От русских отчета я пока не получил, но, думаю, скоро получу. Скорее всего, он будет аналогичным.
Немного помолчав, он спросил:
— Возможно, их можно перевоспитать вашими «особыми» методами?
— Думаете, я не пробовал? — криво усмехнулся психолог. — Причем не только сам, вызвал группу коллег из Вашингтона. Этот проклятый мальчишка стоял и насмешливо улыбался, взирая на наши потуги. Потом молча развернулся и ушел. От его взгляда я едва штаны не испачкал. Теперь намерен сам пройти тесты на компетентность. Вдруг он меня запрограммировал?
— Вы считаете это возможным? — насторожился Халед.
— С «ясноглазыми» все возможно, — мрачно бросил Сторман. — Я не в состоянии просчитать ни одну их реакцию. Они реагируют не по-человечески.
— Мне это известно. Ваша задача как раз и состоит в том, чтобы определить их реакции на различные раздражители.
— Как?! Они каждый раз реагируют на одно и то же иначе! Они непредсказуемы!
— Не верю! — отрезал Халед. — Все предсказуемы, они тоже. Нужно просто найти алгоритм. Вы, я вижу, не справляетесь? Может, поручить это кому-то другому?
— Поручите, я буду только рад избавиться от этой головной боли, — устало махнул рукой психолог.
«Его реакции настораживают, — удивленно подумал Халед. — Я не знаю более честолюбивого человека. На него это не похоже… Неужели ему плевать на карьеру?..»
— Лучше я пройду переаттестацию и отдохну, — судя по насмешке в глазах психолога, тот отлично понял, о чем думал собеседник. — Так у меня больше шансов сохранить за собой свое место, не став при этом пациентом сумасшедшего дома.
— Я не могу пока снять вас с этого задания, — возразил Халед. — Новому человеку пришлось бы долго входить в курс дела, а вы уже все знаете. Однако я запрошу еще одного психолога. Кого бы вы посоветовали?
— Доктор Николас Раштин. Считаю его наиболее подходящим для этого дела.
Халед кивнул и записал названное имя в наладонник. А Сторман мысленно усмехнулся — удалось сделать гадость старому конкуренту. Пусть он мучается с этими «ясноглазыми» и сходит с ума. И конкурент выйдет из строя, и свой рассудок сберечь удасться. А психолог уже дней десять ощущал, что с ним не все в порядке. Точнее, именно с его рассудком. Словно какой-то механизм внутри сломался, и пошла цепная реакция дальнейших поломок.