Шел снег, и уже темнело, но, если крепко прижиматься друг к другу, становилось тепло и хорошо. Чувствовалось приближение Нового года.
Белки больших черных глаз Амелина блестели в ореоле темных нарисованных кругов. От него пахло гримом и теплом. Несколько прядок волос заледенели, а дыхание, наоборот, было горячим, и легкие облачка пара, вылетающие изо рта, то и дело притягивали взгляд. Я невольно ловила их губами, и мы целовались.
Раньше я терпеть не могла зиму с ее промозглой городской серостью, солевыми лужами, вечно затянутым свинцовым небом, а теперь странным образом все изменилось.
– Что бы ты сделал, если бы меня, как Виту, посадили под домашний арест?
– Пришел бы к тебе через зеркало.
– Как это?
– Через зеркальный лабиринт отражений. Не знаешь, что ли? Вошел в зеркало у нас в квартире, а вышел в твоей комнате. А потом, если бы ты захотела, увел тебя с собой.
– Ну вот чего ты сразу начинаешь?
– Честно? – Он лукаво посмотрел из-под заледеневшей челки. – Я бы ничего не делал.
– Так я и знала! Ты бы с мазохистским упоением слушал грустную музыку, учил новые стихи и страдал.
– Не страдал, а работал бы над эмоциональным фоном.
– Значит, грош цена твоим словам, Амелин, про «долго и счастливо».
– Это были твои слова.
– Но ты же тогда согласился.
– Я и сейчас согласен.
– Тогда почему не стал бы ничего делать?
– Потому что ты сбежала бы сама и заявилась ко мне с претензией, что не можешь столько ждать.
– Ну, вообще-то, да!
– У терпения есть много плюсов.
– Думаешь, я за тобой бегаю?
– Ну а кто приехал ко мне в деревню и насильно там поселился? Кто гнался за мной из «Хризолита»? – Его улыбка светилась. – Конечно, ты за мной бегаешь. Другого и быть не может.
Я отпрянула назад, но он удержал, а затем, быстро распахнув пальто, застегнул его с нами обоими внутри.
– Слушай, Амелин, с каких пор ты стал такой наглый?
Чтобы видеть его лицо, пришлось запрокинуть голову, и на ресницы тут же налипли снежинки.
– Да я совсем не возражаю. – Меня окутало срывающимся с его губ облаком пара. – Бегай, пожалуйста.
– Это уже не смешно. Я никогда в жизни ни за кем не бегала. И не буду! Ясно тебе?! Просто уясни себе это раз и навсегда!
– Хорошо.
– Что «хорошо»?
– Уяснил.
– Кость, – прошептала я серьезно. – Если ты еще что-то такое выкинешь, я тебя убью, честное слово.
Он засмеялся, и я впилась пальцами ему в ребра:
– Я не шучу.
Глава 5
Вита
Никогда прежде я не приходила в школу с несделанными уроками. Даже во время нашей прошлой ссоры с родителями я всегда продолжала учиться, потому что не могла иначе.
Но вчера все пошло кувырком. Из-за долгих слез голова была ватная и абсолютно пустая. А бессонная ночь и вовсе превратила меня в подобие зомби.
Поэтому, когда историчка попросила рассказать о предпосылках Февральской революции, я честно призналась, что не учила.
– Как не учила? – Историчка удивленно округлила глаза. – Но ты же хоть что-то помнишь из того, что я рассказывала?
– Монархическая система не справлялась с изменениями и не могла поддерживать новый тип экономики. На заводах работать было некому, сильно вырос внутренний долг, а несколько неурожайных лет привели к тому, что страна голодала.
– Замечательно! – обрадовалась историчка. – У тебя отличная память!
– Вот, крыса, – прошипел сзади Дубенко. – Нарочно набивала себе цену.
Послышались противные смешки.
– Тишина! – шикнула учительница. – Продолжай, Вита.
– К концу тысяча девятьсот шестнадцатого года государственная власть была дискредитирована фигурой Григория Распутина, оказывающего сильное влияние на царя через императрицу Александру Федоровну.
– А можно подробнее? – снова вылез Дубенко. – Как это – через императрицу?
– Мы тебе, Дубенко, потом дадим слово, – пообещала историчка.
– А правда, что Распутин был половым гигантом? – выкрикнул Зинкевич.
– Пусть Котова доклад на эту тему подготовит, – заржал Тарасов. – Со слайдами.
И все снова стали гоготать.
Раньше их компания во главе с Дубенко постоянно доводила меня, но потом, когда по просьбе Артёма с ними «поговорил» Тифон, о моем существовании они забыли. Однако после лета они снова стали донимать.
ОБЖ вел трудовик. Уроки проходили в классе музыки, потому что он находился рядом с кабинетом труда и после шестого урока почти всегда был свободен.
– Итак, тема: «Контртеррористическая операция и условия ее проведения», – прогнусавил трудовик занудным голосом. – Котова, подъем.