– В Подмосковье где-то.
Мила была его матерью, но формально ее лишили родительских прав незадолго до его совершеннолетия. Так что бóльшую часть жизни Костик прожил с ней и натерпелся всякого. Нет, она сама и пальцем его не тронула, но регулярно приводила в дом злобных, отвратительных мужиков с садистскими наклонностями. Всех подробностей я не знала, Амелин отказывался об этом рассказывать, но его спина, покрытая шрамами от побоев и жутким ожогом, говорила сама за себя.
Прошлым летом у него умерла бабушка, оставив ему квартиру и дом в деревне. Мила с этим никак не могла смириться и давила Костику на совесть до тех пор, пока он не переписал на нее дом, который она сразу же выставила на продажу. Квартиру же пришлось сдавать.
Я ничего не слышала о Миле с лета, а объявлялась она, только когда ей что-то было от него нужно.
– Ты же не думаешь, что она просто соскучилась?
– Не думаю.
– Хорошо.
– Тоня, – он нетерпеливо подергал плечами. – Ты будешь мучить меня дальше?
– Я тебя не мучила!
– А что же ты делала?
– Пыталась объяснить, что твоя шутка про женскую логику несмешная.
– Тогда почему ты смеялась?
– Потому что ты мной манипулируешь. Это, кстати, тоже тебе нужно объяснить.
Однако настроения продолжать игру больше не было.
Освободив Амелина, я переползла к дивану и привалилась к нему спиной.
– Перезвонишь ей?
– Не собирался. – Он повернулся на бок и, подперев голову рукой, уставился на меня: – А надо?
– Тебе стоит сменить симку.
– Зачем? В звонках из прошлого нет ничего опасного. Они безобидные как тени. А тени означают, что там, где ты, есть свет.
– Для меня, Амелин, твои тени чернее этой самой картины, – я кивнула на стоявшее на комоде «Место на кладбище» и задумалась: – Почему все-таки Гаврилович для обозначения покоя выбрал именно черный цвет?
– А ты знаешь, что черный – это не цвет? – Костик сел по-турецки. – Ну, то есть это ученые так считают. Ведь его нет в цветовом спектре. И когда мы видим черный, это означает, что мы просто ничего не видим.
– Значит, я сейчас не вижу ни эту картину, ни твою кофту, ни твоих глаз?
– Ты видишь отсутствие их цвета.
– В этом есть какой-то особый философский смысл? Потому что если он есть, то я его не понимаю.
– Наверное, есть. – Амелин пожал плечами. – Я специально не думал.
– Подумай, – назидательно сказала я. – А потом смени симку.
– Вот именно это и называют женской логикой. – Он кинул в меня скатанный из фольги шарик. – С нетерпением жду твоих разъяснений.
Его широкая улыбка сияла. Резко подскочив, я бросилась на него. Но он, тут же обхватив меня, перевернул на лопатки и прошептал прямо в лицо:
– Смысл покоя в отсутствии чувств.
Глава 2
Никита
К восемнадцати с половиной годам моим главным открытием стало то, что самое удивительное и непредсказуемое в жизни – это сама жизнь.
Сегодня дела идут хуже некуда, ты подавлен, запутан, разбит. Тебя никто не понимает, ты зол и разочарован. Одиночество кажется бесконечным, а в ближайших планах муть и непроглядная тьма.
Но на следующий день вдруг просыпаешься и неожиданно понимаешь, что все хорошо. Даже очень хорошо, о чем ни подумай. И родители, хоть не идеальные, но вполне терпимые. И друзья пусть с тараканами, но все же надежные, и с учебой не то чтобы сильный напряг, и крыша над головой есть, и еда. А если в ближайшие четыре года не вылетать из универа, можно вообще особо ни о чем не запариваться.
– Ну, хорош, слов нет. Прям Аполлон Бельведерский. Юный Ален Делон. Патиссон – не иначе.
Бабушка, как всегда, тихонько подкралась и, остановившись в дверях кухни, критически наблюдала, как перед большим зеркалом в коридоре я выбираю, что надеть.
– Какой еще патиссон? – Я метнулся в свою комнату.
– Ну, актер такой модный из Голливуда. Думаешь, я отсталая?
Бабушка настырно отправилась за мной:
– Надевай рубашку. Девочки любят аккуратных мальчиков. Ты же с девочками идешь?
– Угу. – Я сделал вид, что полез в шкаф.
– А с какими девочками? Из твоего института? Или с Настей?
Про Настю я не говорил ей ни слова. Зато мой сводный брат Дятел успел наболтать с три короба.
– Угу.
– Что «угу»? – Она принялась машинально хватать вещи со стула и складывать их стопочкой. – Прихорашиваешься, как будто с Зойкой Мироновой на свидание собираешься.
В ее словах звучала провокация, но я пропустил это мимо ушей.
– Во сколько вернешься?
– Не знаю.
– Ты же понимаешь, что из-за тебя мы не спим?
Теперь, когда я с полным правом мог находиться вне дома после двадцати двух ноль-ноль, бабушка пыталась давить на совесть.