А вообще, если я права, и всё это маскарад, то похитители ведут себя более чем странно. Телефон забралию. Чило привезли сюда, но паспорт не отняли, даже не спросили.
И это настораживало сильнее мрачных взглядов, которые кидал на меня Ярослав и того болезненного любопытства, что светилось в глазах остальных «родственников».
— Откуда вы знаете, что я та, за кого себя выдаю? — спросила я, обращаясь к старичку, воспользовавшись возникшей паузой.
Он скрупулезно и с самым невозмутимым видом перекладывал бумаги, будто это были единственные экземпляры давно утраченной остальным человечеством реликвии.
В воздухе сгустилось напряжение. Оно и раньше электрическими искрами проскакивало во взглядах украдкой, скупых жестах, тяжелых вздохах, вылезало на свет вместе с бумажными платочками и влажными салфетками, призванными утереть слёзы собравшихся.
А по поводу чего все эти люди печалятся, мне, как постороннему, было неясно. То ли оплакивают усопшего, то ли свою малую долю в наследуемом имуществе. Правда, как всегда, пряталась посредине.
А тут я посмела обратить на себя внимание. Ещё и усомниться в реальности той пьесы, в которой меня заставили участвовать.
— Мы слишком долго вас разыскивали, госпожа Багирова, — ответил Полушкин и посмотрел в глаза. Сейчас он напоминал мне не старого ворчливого нотариуса, получающего удовольствие от наблюдения за наследниками, а проницательного и хитрого интригана, передвигающего фигуры на шахматной доске, о чём последние и не подозревают. — В завещании есть оговорка. Если мы не найдём вас и не сможем уговорить присутствовать на оглашении завещания, то наследства не получает никто. И сделать это надо было, не мешкая. Всего за тридцать календарных дней. Самое сложное было найти вас в столице.
— Почему вы решили, что я живу в Москве? — сорвался с губ следующий вопрос.
Хотелось знать всё и немедленно, не упустить никакой важной детали или жеста, слова, могущих заставить меня усомниться в той правде, что пытаются тут представить честная компания.
— Ваш отец перед смертью уже нашёл вас и сообщил, что вы в столице, — последовал ответ Сергея Сергеевича. Нотариус откинулся в кресле, во взгляде старичка мелькнула усталость, но уже через пару секунд он был сама внимательность и любезность. — А разыскать человека, если знаешь, где и кого, дело наработанной техники и связей.
— Если вас что-то не устраивает, можно подписать отказ от наследства, — тут же вставил «пять копеек» Ярослав, продолжавший стоят спиной к окну, скрестив руки на груди.
Его лицо оставалось в тени, но я чувствовала, что он неотступно следит за мной.
— Ни в коем случае! — Ольга Денисовна улыбнулась так тепло, что мне стало не по себе. — Не надо давить на девочку. Ей бы всё хорошенько обдумать. В тишине, да в одиночестве, но ничего, у неё ещё будет время.
— Не сердись на моего сына, он пока до конца не пришёл в себя после смерти отца, вот и городит всякую чушь, — приятная дама повернулась ко мне и одарила глубоким многозначительным взглядом. Мол, так-то он другой, ну, ты понимаешь…
— Мама, мы уже это обсуждали! Не надо говорить за меня, а тем более комментировать мои слова, — отрезал Ярослав и, кивнув нотариусы, первым направился было к выходу, как вдова покойного растерянно произнесла:
— Не расходитесь, пожалуйста! Мы же собирались на обед. Всё уже готово, Алексей был бы рад видеть всех нас вместе, — и девушка тяжело вздохнула, будто одно упоминание о покойном муже стоило ей громадных усилий, чтобы не расплакаться.
Мальчик опустил голову и всхлипнул, утирая слезу ладошкой. Его скорбь была искренней, поэтому и трогала до глубины души.
Девушка, заметив расстройство сына, вытерла ему слёзы платком и крепче прижала к себе, поцеловав в светлую макушку.
— Конечно-конечно, дорогая, — поддакнула Эльвира Алексеевна, сестра усопшего, подсаживаясь к племяннику и шепча что-то о том, что надо быть сильным и оберегать маму. — Мы все едем.
— Сергей Сергеевич, надеюсь, вы с нами? — спросила у нотариуса девушка-вдова, которая и в чёрном траурном платье выглядела так, будто собралась в театр или на выставку.
Я всегда восхищалась такими девушками: даже макияж не попортился, хотя было заметно, что она расстроена.
— Я заеду к вам, Анастасия Павловна, позже, — покачал головой нотариус и развёл руками, указывая на стол, заваленный толстыми папками-скоросшивателями. — Как бы мне не хотелось сейчас быть с вами, но дела, увы, не терпят отлагательства.